Находиться в чужой полупустой квартире становится как-то на редкость неуютно. Кино ёжится от пробегающего по обнаженной спине ветерка, дующего из приоткрытого окна, при этом поглядывая на спящее рядом тело Юто. Каждый раз одно и то же: они встречаются, идут сюда (или к кому-нибудь другому, у кого намечается свободная квартира в тот или иной день), спят вместе, а потом расходятся практически молча — каждый к своему углу. Но сегодня почему-то все по-другому, и это Кино не устраивает. Почему? Вопрос, без сомнения, хороший, и Хёнгу рад бы дать на него ответ, если бы сам был в курсе. Поэтому он тихо и осторожно, словно мышь, соскальзывает с кровати, поправляя одеяло так, чтобы Юто не продуло с его стороны, собирает с пола вещи на ощупь — в комнате кромешная тьма, как кажется Кино — примеряет на себя, пытается уловить запах, но на всех его шмотках остатки этого дурацкого одеколона Юто, и это сбивает с толку. Хёнгу уже почти тошнит от этого запаха, зато любой другой человек, который находился рядом с японцем просто сходил от него с ума. Как такое вообще возможно? Все-таки справившись с поиском одежды, Кино чуть не спотыкаясь, наконец-то, покидает комнату, прикрывает за собой дверь также тихо, а затем тяжело вздыхает, пытаясь понять, почему сегодняшняя ночь не такая, как предыдущие. В коридоре оказывается также темно, а вот из кухни прорывается поток приглушенного света, и это практически сразу наводит Кино на мысль. Он присаживается у окна, обращает внимание на темноту, поглотившую Мокпо, и усмехается себе под нос — ответ приходит в его голову незамедлительно.

В их отношениях с Юто (хотя отношениями их взаимодействие вряд ли можно было назвать) поначалу было все просто. Они никогда не говорили о чем-то серьезном, что касалось бы их двоих, никогда не пытались выйти на какой-то новый этап, превратив дружеский секс во что-то более серьезное, чувственное, интимное. Юто, очевидно, все и так устраивало, но не Хёнгу, который с некоторых пор начал серьезно так загоняться. Они делают это практически месяц, и вот уже вторую неделю Кино словно с катушек слетел. Он начинает посещать те же тусовки, где обычно пропадает Адачи, вылавливая знакомую фигуру из толпы, следит за ней пристально, отмечает каждый контакт с чужим человеком, ревнует при этом безбожно и, кажется, окончательно с ума сходит. В груди разрастается что-то черное и обжигающее внутренности, в итоге поглощающее все на своем пути, и Хёнгу с некоторым страхом для себя, наконец, находит определение тем чувствам, которые, порой, теплятся где-то внутри, когда он остается рядом с Юто по ночам, позволяя себе бессовестно пялиться на чужое лицо, освещенное в лунном свете.
И все же, любить — слово слишком сильное, слишком обязывающее, а еще очень болезненное. Хёнгу не хочет верить до конца, сопротивляется собственным мыслям, шлет далеко и надолго голос сердца, внемля другому голосу — разума. Старательно убеждает себя, что Юто никогда не пойдет на что-то большее, ведь их обоих все устраивает, но только это в итоге оказывается ложью, потому что Хёнгу мало. Ему элементарно мало Адачи в своей жизни: мало редких прикосновений вне его спальни; мало теплых слов, которые практически никогда не оказываются произнесенными вслух; мало чужого внимания, которое обычно отдается кому угодно, но не Кино, потому что свою порцию он получает строго поздними вечерами и ночами — этого недостаточно. Хёнгу хочет дотрагиваться до Юто каждый день, хочет, наконец, взять его за руку, хочет почувствовать на своей ладони чужие цепкие пальцы, хочет улыбаться, глядя в чужие глаза, а еще говорить тонны приятных вещей и узнать абсолютно все об этом человеке. Кино хочется горы свернуть для Юто, только тот слишком слеп, чтобы заметить это, а потому он лишь стоит на месте, не позволяя старшему приблизиться к нему хотя бы на один лишний шаг. Он не увиливает, не уворачивается от лишнего контакта, но и не отвечает на это. Хёнгу хочется кричать, хочется психовать и ломать все, что под руку подвернется, лишь бы его чувства заметили, но он понимает, что это совершенно не тот способ, который нужно пускать в ход, если он хочет признаться, наконец, Юто. Только вот сдерживать все те накопившиеся эмоции становится все сложнее с каждым днем.
Голос разума продолжает кричать изо дня в день, что тебе, Кан Кино, это не нужно совершенно. У тебя к постоянной работе маленький прицеп пристегнут в виде дополнительной подработки. У тебя сестра, ради которой ты хочешь сделать все, что потребуется, только бы вернуть ее домой. У тебя элементарно нет ни сил, ни времени, чтобы тратить это все на мысли о парне. Вообще Хёнгу думает, что отношения действительно не для него. За всю свою жизнь у него было не так-то много парней/девушек, и, как правило, первым, кто предлагал разойтись в тех случаях, был именно он. Кино кажется, что он совершенно не тот тип парней, кто способен в принципе любить кого-то еще кроме семьи, но Юто по всем параметрам шлет данное утверждение далеко и надолго. 

Кино обшаривает карманы, пытаясь нащупать пачку сигарет и с успехом выуживает ее на свет. На секунду он стопорит, опирается локтем на стол и начинает скользить взглядом по окружающей обстановке. Кухня как кухня — не совсем большая, не совсем маленькая, все вокруг светлое и чистое, даже ни одной тарелки в раковине — обычная, словом. Юто повезло с соседкой. Даже на подобную мысль Хёнгу хочется знатно психануть, но он держит себя в руках, понимая, что не хочет разбудить Адачи своими резкими действиями. Если честно, даже курить здесь не особо хочется (было ли это из-за того, что Лип всегда запрещала ему смолить в этой квартире, или же это от напора слишком отчаянных мыслей — хер знает), но руки сами собой достают эту белую палочку, и уже в следующую секунду Кино прикуривает ее, забираясь с ногами на подоконник. Пальцами цепляет форточку, раскрывая ее окончательно, а после прижимает руки к груди, пытаясь согреть самого себя. Кино ненавидит такие ночи — он чувствует себя незащищенным, отчаявшимся, уязвимым. Он всю свою жизнь защищает кого-то: будь то его дядя, сестра, или еще кто-то — но никто никогда не пытался защитить самого Кино. И от этого становится еще херовее. Вторая затяжка сводит данное утверждение на нет, растворяя мысли в сером полупрозрачном дыме, который тут же оказывается стертым из воздуха потоком ветра. И хотелось бы признаться Юто, очень хотелось бы. И было бы даже к месту рассказать ему обо всем, ведь месяц — это довольно приличный срок, и хер знает, сколько еще недель выдержит сам Хёнгу, молча встречаясь с предметом его привязанности (о, господи, он что, действительно сейчас так его назвал?) и делать вид, что все окей. Но вот следить за Адачи по тусовкам у него никакой выдержки не хватит это наверняка. Во-первых, от сих картин ему становится невыносимо больно, а во-вторых, обилие алкоголя на подобных вечеринках заставляет его думать о плохих вещах, вроде попробовать глоточек. Кино уже отпраздновал месяц на собрании анонимных алкоголиков, и чтобы все пошло коту под хвост из-за Юто? Нет уж, Хёнгу надеется, что этого не произойдет. 

И все-таки сидеть так на чужой кухне, втайне выкуривая уже вторую сигарету подряд, кажется Кино на редкость жалким зрелищем. Он выбрасывает окурок в форточку, захлопывает ее за собой, а сам, забивая на желание выпить чашку кофе перед дорогой, решает, что ему лучше молча свалить отсюда, да поскорее. Юто не обязательно знать, что он ушел вот так, молча, и ему не обязательно провожать его. Кино не хочет будить парня только для того, чтобы сказать, что он уходит — глупо как-то в данной ситуации. Хёнгу старается сделать как проще для них обоих. Уже стоя в коридоре он хлопает себя по карманам, проверяет, все ли вещи на своих местах, нащупывает старенькую раскладушку самсунг в кармане куртки и решает, что ему действительно пора. Натягивая уже второй кроссовок, Кино внезапно слышит чужой кашель за спиной и хрипло произнесенное «уже уходишь?». Блять.
— Не хотел тебя будить. Я пойду, мне пора, — добавлять что-то лишнее он не считает нужным, поэтому, как можно быстрее, Хёнгу напяливает куртку и уже тянется к ручке двери, как внезапно его локоть сдавливает чужая крепкая хватка. Кажется, что так просто уйти ему не дадут. [NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

Мы же друзья. Друзья. Д р у з ь я . Кино кажется, что это все — какая-то большая издевка, розыгрыш, что ли. Будто бы его окунули в чан с кислотой, а потом вытащили со словами «это пранк, бро, не парься». Слова Юто обжигают, наверное, даже больнее, так что, впав в ступор, Хёнгу не сразу выдергивает руку из чужой хватки — лишь спустя несколько десятков секунд. Он просто не понимает, почему именно ему приходится стоять здесь и чувствовать себя, как в воду опущенным, испытывая все эти чувства, которые нахер никому не сдались. Сейчас такое время, что это действительно похоже на правду, ведь кому сейчас нужны отношения? Не модно уже, наверное. Только вот Кино они нужны, как оказывается, даже больше, чем он предполагал — это он хорошо осознает после произнесенной вслух правды_неправды. Они же друзья, хоть и таковыми никогда друг другу не приходились.
— Друзья? О чем ты вообще, — усмехается, улыбается с издевкой и в пол смотрит, глаза прикрыв. Ему сложно собраться с мыслями, сложно контролировать себя. На плечи неожиданно оказывается водружен такой груз, что Хёнгу вот-вот готов сломаться под его напором. Сестра, которая уже больше года не с ним, мать, старательно делающая вид, что она прилежный гражданин Мокпо (три раза «ха»), бесконечные смены на работах, ссоры с дядей (которых в последнее время стало больше, чем обычно), а теперь еще и вот это все. Кино кажется, что он был рожден, чтобы усложнять жизнь не только себе, но и всем окружающим. — Юто, кем-кем, а друзьями мы никогда не были, — руки в стороны разводит в жесте, мол, «очень жаль, но это так». Хёнгу устал бороться с каждой напастью, которая сваливается на него. Он борется всю свою ебаную жизнь, но сейчас рядом с Адачи он чувствует себя таким уязвимым, незащищенным. Ему кажется, что эта ноша ему не по силам, поэтому он так беспомощно бегает взглядом по голым стенам коридора, пытаясь зацепиться хоть за что-то, чтобы не потерять рассудок окончательно, но слова как будто сами собой наружу просятся. — То, что мы делаем не особо похоже на дружеские отношения, ты не мог не заметить. А еще, наверное, не мог не заметить, что в последнее время все изменилось, — ладонью по лбу ведет, в глаза Юто не смотрит нарочно — боится. Боится увидеть там то, что обычно зовут разочарованием, отвращением, непониманием — словом, все то, что разобьет Хёнгу сердце окончательно. — Прошу, не говори, что ты этого не понял. Я так устал держать все в себе изо дня в день. Каждую секунду на меня сваливается определенная хуйня, которую, как мне кажется, я уже не в силах разобрать, свести как-то на нет, что ли. Я не хочу просто спать с тобой, Юто, мне мало этого. И я думаю, ты заслуживаешь знать, что у меня на душе, хотя больше, если честно, я и сам не смогу это утаивать, — на глаза предательски наворачиваются слезы, но Кино отворачивается на какой-то момент, жмурится сильно, приказывает им уйти, ведь это не в его стиле — показывать слабину. Ведь все думают, что быть Хёнгу просто — ему и море по колено. Но как же, блять, это не так.

Кино обессиленно по стене съезжает, оказываясь на полу, оседает, словно тряпичная кукла — хватай его и делай что хочешь. Как он дошел до этого всего? Все же вроде нормально в его жизни было, не считая, конечно, обилия алкоголя, из-за которого его чуть не выперли с работы в ресторане. И как он обещал — на собрание анонимных алкоголиков записался, спиртное из жизни выкинул. Как ему советовал Хвитэк, взялся за голову, ведь чтобы доказать правительству, что его мать — позерша, которой ребенок нужен лишь для получения за него лишних денег, ему нужно быть в форме. Нет, не нужно — необходимо, словно воздух, чтобы жить. Но в его жизни однажды появился Адачи Юто, который перевернул все с ног на голову, ворвался шумным торнадо, устроив хаос во внутреннем мире Хёнгу. Кто ему дал такое право? Кино в какой-то степени истерично посмеивается про себя — говорить продолжает несколько нервно, слова забывать начинает, но главную мысль до Юто доносит — он влюблён, а японцу плевать, и это заметно, заметили все. Даже Хвитэк, который видел их вдвоем лишь однажды, сразу понял, что с Хёнгу все кончено, но этого не понял лишь Юто, хотя был рядом с ним чаще, чем кто-либо другой за последние недели. И это пиздец, как обидно.

Неожиданно Юто задевает стоящий на небольшой тумбочке стакан, роняя его рядом с Кино. Стекло разбивается незамедлительно, и это почему-то завораживает. Хёнгу словно бы отключается, переходит в режим дрейфа, словно бы он потерянное судно в антарктических водах, полных льда и холода. Только теперь он дрейфует в море Юто, который на его слова никак не реагирует, но, чтобы убрать разбитый стакан с тихим «бля», уходит неторопливо на кухню. Кино терпит из последних сил и ладонью, зачем-то, изо всех сил надавливает на осколки, пытаясь почувствовать хоть какую-то настоящую боль, кто знает, вдруг она перебьет весь этот пиздец, что оказался наворочен у него внутри. Острое стекло впивается в нежную кожу, разрезает его, и Хёнгу почти стонет от боли, но сдерживается, искривляя лицо в немом крике — лучше так, чем это молчание, которого Кино наслушался за все это время. Все лучше, чем безразличие Юто, которое даже сейчас из колеи выбивает. Слышит шаги из кухни, выдергивает самый большой осколок из ладони и руку прячет тут же где-то в районе черной футболки, словно нашкодивший ребенок от разозленной матери. На вопрос «откуда кровь» молчит, в сторону смотрит, а когда его запястье молча отдергивают, проступившая кровь тут же начинает стекать по бледной коже, доходя до локтя — чужое «еблан» разрезает тишину, и Хёнгу вынуждают на ноги подняться. Юто толкает его в кухню, на стул усаживает, а затем судорожно ищет аптечку по многочисленным шкафчикам.
— Я случайно. Задумался и не заметил, — сам не зная, зачем, лжет вслух, но все равно не делает абсолютно ничего, чтобы помочь Адачи, позволяет ему самому промакивать полотенцем ладонь, дабы от лишней крови избавиться и оставшиеся осколки вытащить. Ладонь словно огнем обжигает, больно до жути, но Хёнгу остается удовлетворенным почему-то, словно этим он смог как-то компенсировать отсутствие того самого бытового контакта с Юто, которого ему не хватало. Ты сошел с ума, Хёнгу. Окончательно. Вслед он бросает что-то насчет того, что ему тоже чужда тема отношений, но больше молчать он не смог бы точно. Рандомные фразы выпускает в воздух, лишь бы только тишина вновь уши не закладывала, а когда ладонь оказывается перебинтованной, убирает руки под стол, в пол смотрит. Ощущение такое, словно ему снова пять лет, и отец застал его за очередной проделкой — очень неприятно. Какое-то время они так сидят еще молча. Хёнгу гипнотизирует взглядом чужую ладонь, лежащую на столе, и борется с желанием взяться за нее, сжать пальцами и не отпускать никогда, но понимает, что после сегодняшнего, скорее всего, оно будет лишь очередным из категории «невозможное». Все вокруг пропиталось разочарованием.[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

Кино изо всех сил пытается усвоить чужие слова. Пропитывается ими, вслушивается в чужой тембр, в интонации, в подачу мыслей. И все это вот-вот становится очередным костром, на который он напоролся. Языки пламени, которые вновь обжигают его лицо, руки, тело. Сидеть здесь и злоупотреблять чужим гостеприимством становится неудобно до жути, хочется убежать далеко, так далеко, чтобы не нашел никто. И Кино вполне способен это сделать, только не может позволить — какая-никакая совесть все-таки еще теплится где-то глубоко под ребрами. Я не тот, кто тебе нужен. Бьет в самое сердце, звонкой пощечиной отражается на лице Хёнгу, мгновенно начинает жечь его заживо. Он лишь тихо сглатывает, понуро голову опускает, пытается разыскать смысл дальнейших слов Юто, но не находит. Он не находит ничего, что могло бы вытянуть его из этого болота, в которой он сам же и зашел, слепо веря, что может быть, открывшись хоть раз в жизни, он чего-то да сможет добиться. И в который раз его надежды осыпались прахом, развеялись по ветру, вновь оказались стерты. Кино резко встает с места, отодвигая стул и вроде бы роняя его (он не слышит абсолютно ничего: ни звуков позади, ни голоса Юто — ничего), словно в вакууме передвигается, быстрым шагом пересекает тот самый злосчастный коридор, чувствует, как под подошвой хрустит разбитое стекло, хватает по пути куртку с крючка и выбегает из этого дурацкого очага разочарований и разбитых надежд. Хватит с него этого дерьма.
На улице, кажется, моросит дождь, и это окончательно уничтожает Кино, как человека. Он бежит, не оглядываясь, минут семь, а когда, наконец, останавливается, чуть ли не падает на мокрый асфальт. Ему хочется беситься, хочется кричать и рвать все, что под руку попадется, но он почему-то продолжает держаться. Нижняя губа трясется от попытки сдержать поток слез, но, с другой стороны, под дождем ведь никто не увидит — верно? Но Хёнгу все равно, блять, упорно держится, понять только не может, для кого это все, ради чего? Лишь рот ладонью прикрывает и в темную дорогу перед собой вглядывается. Хочется скрыться ото всех и разрушить себя окончательно, после сегодняшнего ему вряд ли будет больнее, так почему бы не самоликвидироваться, как какая-нибудь бомба, не прошедшая испытания, ради которого она была создана. Но Кино упорствует и ненавидит самого себя за это, набирает в грудь воздуха под максимум и вновь с места срывается, бежит так, словно за ним гонится смерть, но на деле он лишь пытается хоть как-то удержаться на плаву, отвлечь мысли. Как же отчаянно хочется стать ветром.

Как Хёнгу добрался до дома, он не помнит. Но решает, что это не особо важно, главное, что вообще добрался. Весь последующий день кажется ему каким-то излишне тихим и серым, совершенно выбивающимся из привычной активной недели Кино, и это не может не волновать. Сам Кино вымотан и морально, и физически, работа не вяжется совсем, все валится из рук, за что он получает нагоняй от дяди, а следом вопрос «все в порядке?». Лучше не бывает, замечательно. Одна яркая улыбка и кроткое извинение моментально сводят все беспокойства на нет, жаль себя обмануть так не получается.

д в а  д н я  с п у с т я .

Когда работа отходит, наконец, на задний план, уступая место пришедшим выходным, Кино свободно вздыхает, принимает очередной поток прохладного ветра Мокпо в лицо и решает, что сегодня он не станет себя сдерживать ни в чем. Телефон вновь отдает вибрацией в кармане, на что Хёнгу уже внимания не обращает — скорее всего вновь звонит Юто, который буквально заваливает его звонками целый день. Кино плевать хотел на то, что он там может быть планировал ему сказать, и думать совершенно о японце не хочется. Поэтому он переодевается в максимально удобную одежду, штаны свои будто бы от школьной формы черные, поправляет, крепит многочисленные цепочки на пояс, а затем выбегает из дома, напоследок бросая дяде, чтобы не ждал его сегодня. Тот лишь головой качает и просит быть осторожнее, но эти слова мигом улетучиваются — Хёнгу сегодня станет новым человеком.

Вечеринки Хвитэка всегда славятся количеством спиртного и охуенной музыкой — как раз тем самым, что нужно было сейчас Кино больше всего. Ему просто необходимо развеяться. Под оглушающие громкие биты и малиновый неоновый свет, бьющий в лицо, он вваливается в чужую квартиру и тут же оказывается втянутым в самый движ. Хви радостно кричит, обнимает его и говорит, что Хёнгу — всегда последний аккорд его мелодии, которого не хватает больше всего, на что тот лишь смущенно улыбается. Его друг всегда найдет что сказать, чтобы подбодрить, хоть и работает в данном случае это сомнительно. Хвитэк ведет его в сторону ванной комнаты под предлогом возможности показать ему кое-что «интересное». Кино плывет по течению, растворяется в музыке и чужих полуобъятиях, даже улыбается не слишком наигранно. Хорошо известная ему песня въедается в подкорку мозга, отпечатываясь на внутренней стороне наизусть заученными словами — и это пьянит уже без алкоголя. В ванной он встречает компанию ребят, а в раковине небольшой пакет травы, и счастливо в ладоши бьет, со скоростью света занимает место между парочкой знакомых, почти что насильно отрывая от себя Хви, и с благодарностью принимает косяк из чужих рук.

Дурманящий дым тут же заполняет его изнутри, даря то самое чувство успокоения и расслабленности, которого ему не хватало за целый день. По левую сторону что-то громко рассказывает Шинвон, и Хёнгу смеется невпопад, передавая косяк следующему. Этот эффект помогает ему раскрыться на какие-то несколько минут, но даже после двух последующих затяжек, чувство эйфории уже не кажется таким же пьянящим и дурманящим — вот-вот подходит хандра. Шинвон неожиданно выуживает откуда-то бутылку пива на редкость мерзкого сорта и предлагает Кино выпить ее на спор, залпом. Хвитэк тут же вмешивается, пытается вытянуть Хёнгу из ванной и отправить его подальше от этого «сброда», на что тот лишь грубо огрызается, с вызовом глядит на старшего и принимает из чужих рук бутылку. Понимает и смиряется с мыслью, что без этого сегодня никак. Весь шум вокруг смешивается воедино, превращается в какую-то какофонию, сочетающую музыку, голоса, возню из гостиной и оглушительный топот танцующих подростков. Кино пропускает момент, когда присасывается к бутылке, осушая ту в считанные секунды залпом. В ту же минуту все находившиеся в ванной оглушительно начинают выть, кто-то одобрительно хлопает Кино по спине и плечам, а сам он выуживает из внутреннего кармана куртки значок с собрания алкоголиков, врученный за месяц воздержания, ломает его напополам и выбрасывает в рандомном направлении под оглушительные визги.

Уже спустя полчаса Хёнгу трется рядом с неизвестным ему парнем, крепко сжимает горло уже черт знает какой по счету бутылки спиртного, ритму отдается по полной. В голове ни одной мысли — и это воистину та самая эйфория, которой ему так не хватало. Ни единого намека на Юто — телефон благополучно оказался оставленным дома — и это делает Кино безмерно счастливым. Парнишка напротив соблазнительно улыбается, и вот уже в следующую секунду они оба пропадают в жарком поцелуе с примесью всевозможных сортов пива, которые они оба за сегодня перепробовали. Хёнгу растворяется в этом моменте, крепко сжимает ладонью чужую талию, заставляя незнакомца выгибаться под его напором — и это охуительно. Они целуются все более интимно и более горячо, пока опоры под ними внезапно не оказывается — оба валятся куда-то на пол. Кино больно ударяется лбом о стенку и тут же теряется в собственном смехе, который по ушам дает не хуже музыки. Где-то в другом конце комнаты он встречает разочарованный взгляд Хвитэка, показывает ему фак и вновь начинает смеяться, потому что парнишка рядом шепчет ему редкостные глупости на ухо. Они сидят так еще минуты две, и Хёнгу кажется, что сегодняшний вечер впервые не такой дерьмовый, как все предыдущие. Может быть, теперь он снова начнет жить, как было до этого? Выкинуть просто этот никчемный месяц из головы, вырезать его и сжечь, а пепел и обгорелые остатки смыть водой. Все смешалось в каком-то безумии: следить взглядом за танцующими фигурами становится сложнее, сконцентрировать взгляд над чем-то одном — вообще невозможно. И Кино кажется, что он выпил слишком много, потому что где-то среди редеющих кучек людей он замечает до боли знакомое лицо.[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

Несмотря на то, что неподалеку действительно оказывается Юто, Хёнгу все еще старается как-то игнорировать сей факт, тянется за очередным поцелуем своего нового знакомого, практически сходу делая этот акт более настойчивым, тем самым заставляя парнишку рядом стать податливым, словно оставленное на столе масло в жаркую погоду — плавится под его прикосновениями. Но что-то идет не так, и Кино совершенно упускает момент, когда их буквально отрывают друг от друга, а парнишку начинают колотить по лицу. Хёнгу достаточного убитый в хлам, но остатками здравого мышления он все-таки кое-как оттаскивает в сторону человека, начавшего драку, хоть и получается у него это не особо хорошо, но все-таки избиение тут же сходит на нет. И по иронии судьбы этим самым человеком оказывается не кто иной, как Юто. Шумного «блять» себе под нос недостаточно чтобы описать весь тот пиздец, который начал происходить именно по его — Юто — вине. Собравшаяся вокруг толпа, которая требовала хлеба и зрелищ, уже практически разогрелась — со всех сторон слышны какие-то крики, присвистывания, улюлюканья — это бесит невозможно. Кино упирается ладонями в чужие плечи и направляет Адачи в сторону ванной комнаты, где по счастливой случайности оказывается пусто. Он буквально впихивает его в небольшое помещение, а затем дверь за собой закрывает, отдышаться пытается. Действие травы давно уже сошло на нет, оставляя после себя страшную потребность что-нибудь съесть, а вот алкоголь только-только начинает оказывать на организм свое воздействие. И как же он, блять, давно не пил.

Голова слишком мутная, чтобы пытаться вступить в какой-то серьезный диалог, поэтому Хёнгу присаживается на край ванны, пока Юто решает умыться, а на чужие слова при извинения недовольно фыркает и теряет равновесие на секунду, но тут же вовремя цепляется ладонью за край раковины. Плевать он хотел на какие-то извинения, ему вообще в данную минуту было плевать абсолютно на все, что могло заботить несколькими часами ранее. И это дает ему полную свободу делать и говорить все, что вздумается. Хорошо, что алкоголь прекрасно способен поддерживать данное рвение. Кино скорее шипит, чем говорит что-то вроде «твои извинения все равно нахер никому не сдались», а после, опираясь на ноги, роняет лицо в ладони — хуево. Они молчат еще пару минут, после чего, наконец, Юто произносит то, чего Хёнгу хотелось услышать все это время, пока Адачи мучил его своим безразличием. Только вот сейчас это кажется абсолютно бессмысленной болтовней. У Кино даже сил нет, чтобы что-то возразить. Мозг цепляется лишь за слово «мудак», и его употребление в данном контексте почему-то начинает страшно веселить, а еще злить. Хёнгу практически нечем дышать. Музыка в какой-то момент становится слишком громкой, уже без эйфории и драйва элементарно давит на мозг. В помещении невыносимо душно, нечем дышать, а к горлу постепенно подступает тошнота. Кино понимает, что если сейчас он не окажется на свежем воздухе — он здесь подохнет нахер. И как не вовремя Адачи вновь заводит какой-то серьезный диалог (пытается завести), но он выбрал совершенно не то время и не то место для этого всего.

Хёнгу отталкивает японца от себя, и насколько это было возможным, вылетает из ванной комнаты. Перебивается от одного плеча к другому, пытаясь удержать равновесие и лавируя между гостями Хвитэка, пытается дойти до выхода из квартиры. Все проходит довольно успешно, и в итоге Кино оказывается на улице. Ветер становится его лучшим другом, сводя совсем херовое самочувствие на планку пониже. Сконцентрироваться на чем-то становится все еще сложно, но парень пытается как-то привести себя в порядок. Блевать по проулкам и мусорникам — не совсем в его стиле, но даже сейчас Кино понимает, что после станет определенно легче. Строгий консьерж, заметив, что пьяный подросток вот-вот совершит неприятный акт «вандализма», тут же начинает кричать ему что-то по ту сторону дверей, на что Хёнгу не находит сил возразить, лишь заплетающимися ногами шагает в небольшой проулок, отделяющий высотку отеля и соседнего здания.

Спустя, наверное, минуты две действительно становится легче. Прохладный воздух уже не кажется настолько холодным и обжигающим, Хёнгу устраивается на ступеньках перед отелем и тяжело вздыхает. Хлопает себя по карманам и нащупывает смятую пачку сигарет, прикуривает последнюю и глаза прикрывает, удерживая лицо свободной ладонью. Хочется спать. Позади слышатся какие-то звуки, и в результате он чувствует, как рядом кто-то останавливается, нехотя глаза разлепляет, смотрит снизу вверх на Юто и фыркает себе под нос. — Ну чего ты от меня хочешь? — с долей отчаяния спрашивает, делая затяжку и откашливаясь в тот же момент. — Я с первого раза все понял, а теперь вали, пожалуйста. По-жа-луй-ста, Юто, — практически стонет, ощущая подступающую головную боль. Неужели это его так разнесло с непривычки пить? Или он в этот раз дал маху и выпил слишком много? Вряд ли кто-то сможет ответить ему на эти вопросы, хоть и в данную минуту Хёнгу, скорее, предпочел бы в ответ молчание. Каждый звук отдается в черепной коробке оглушающим стуком, и Кино пытается заткнуть уши, прижимает голову к собственному плечу и, кажется, готовится вырубиться прямо здесь и сейчас. Чувствует на своей спине чужую ладонь, и этот жест словно электрошоком отдает — Кино отодвигается от Адачи и в очередной раз затягивается. — Ты сломал мне, блять, все, — с какой-то на редкость детской обидой проговаривает, тыча почти докуренной сигаретой в сторону Юто, а сам кое-как опирается на бетонные ступеньки. — Названивал мне сегодня весь день, от работы отвлекал. Дядю заебал, меня заебал. Ты не тот, кто мне нужен, я понял, вали отсюда вообще, — и с этими словами кое-как предпринимает попытку подняться, но тут же валится обратно на ступеньку. Со второй попытки он успешно оказывается на ногах, бросает бычок под собой, притаптывает его демонстративно, а затем решает, что кое-как, но ему нужно добраться до дома, что в принципе кажется ему невыполнимой миссией на данный момент. Блять, придется подниматься обратно к Хвитэку и проситься на ночлег. Хёнгу сейчас никого из этих людей видеть не хочется. Он делает еще шаг в сторону и моментально спотыкается о собственные ноги, больно падая и ударяясь скулой об асфальт. Все это кажется каким-то сраным спектаклем, словно бы бог решил подшутить над ним — вот-вот выбегут люди и начнут снимать каждую его — Кино — неудачу, и смеяться, смеяться так громко, что Хёнгу пожалеет, что не родился глухим. От помощи Юто неохотно отмахивается и специально упрямым ребенком на земле оседает. — Разве я не сказал тебе валить? — проговаривает он с явной обидой, руками перед собой машет, пытаясь как-то отвадить Адачи от себя, но это не особо работает. Кино понимает, что проще сейчас сдаться, ибо бороться уже не осталось никаких сил. Все также снизу вверх смотрит на Юто, который тут же двоится в пьяном взгляде, а затем обреченно головой качает. — Вообще похуй, — проговаривает про себя, и ловит взгляд проходящей мимо женщины, которой явно данная картина была не по душе. Хёнгу матом провожает ее, вытягивает вперед ладонь с неприличным жестом, а сам практически всхлипывает не понятно отчего именно: оттого, что он сам завел себя в этот тупик, так что теперь выглядит самым жалким на планете человеком, или оттого, что Юто является непосредственным свидетелем его падения? Если подумать, то оба варианта его не особо устраивают, но пути назад, кажется, уже давно нет.[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

Все, что Кино сейчас чувствует — это желание уснуть и отрубиться здесь, на этих самых ступеньках, забив на прохожих и прочий люд. Веки в какой-то момент становятся свинцовыми, держать глаза открытыми становится на редкость тяжело. Юто говорит, что ему нужно проспаться, и у Хёнгу не остается сил, чтобы спорить, он лишь вяло кивает и поддается действиям японца. Чтоб его. Он почти пропускает момент, когда оказывается на чужой спине, крепко цепляясь пальцами за плечи, податливо следует каждому слову Адачи, что тот произносит, щекой припадает к его спине и еле глаза раскрытыми держит. В сознании оставаться кажется невыполнимой задачей, но Юто, кажется, решает отвлечь его разговорами, то и дело прося какого-то участия, ведь будет совершенно не к месту, если Кино вырубится в данный момент. Ему удается подыгрывать какое-то время, но несоображающий мозг практически отключается каждый раз, стоит ему ненадолго замолчать. Все, о чем сейчас он способен думать — это как бы не провалиться в сон окончательно. Поэтому когда квартира Юто и Лип оказывается в нескольких метрах, Хёнгу старается не уснуть раньше положенного изо всех сил. Утыкается носом в чужую шею, вдыхая запах, и этот запах кажется ему настолько особенным, что забыть его, кажется, он не сможет уже никогда. В голове появляются эфемерные мысли об их разговоре пару дней назад, и это больно укалывает куда-то в район груди. Кино глаза все-таки закрывает, а когда его втаскивают в комнату Юто и скидывают на кровать, отрубается с концами.

Просыпается Кино из-за какой-то возни в другой части квартиры, и это оказывается довольно внезапным. Парень слишком резко подскакивает на кровати и сразу же жалеет об этом, чувствуя, как голова моментально отзывается на совершенное действие. Хёнгу не страдал от этого дурацкого похмелья уже очень долгое время, поэтому сейчас с непривычки он готов взять любой режущий предмет и спилить голову нахрен — боль слишком сильно отдает по вискам. Взгляд тут же цепляется за бутылку воды и пачку таблеток, заботливо кем-то положенных на прикроватную тумбочку. Кино сразу же хватается за лекарство и закидывает в рот не менее двух таблеток, запивая их следом и, кажется, осушая бутылку чуть ли не до дна. Из приоткрытого окна дует прохладный утренний ветер, часы показывают 8:15, и Хёнгу не понимает, какого черта он проснулся так рано. Следом он замечает, что одет в чужую рубашку, невольно замирает на месте, а потом решает попытаться вспомнить, что же произошло прошлой ночью. Он помнит, как пришел на вечеринку Хви, как выкурил около двух косяков травы, а затем влил в себя какое-то количество спиртного самых разных видов. Кино обреченно стонет и падает головой на подушку обратно, встречаясь взглядом с белым слегка потрескавшимся потолком. Он припоминает, что там был какой-то парень, с которым он целовался (от этой мысли ему хочется провалиться сквозь землю, с каких это пор алкоголь стал делать из него свою марионетку?), а потом появился Юто. Хёнгу старается воспроизвести в памяти, что происходило дальше и, если честно, то, что он помнил, почему-то не приносит ему удовольствия. В памяти тут же всплывает слегка размытое «ты мне правда нравишься», на которое тот поначалу не обратил внимания, поскольку был слишком убит различными веществами. Кино шумно вздыхает и переворачивается на живот, утыкаясь лицом в подушку, кажется, он краснеет прямо сейчас, но это не точно. Все, что происходило и было озвучено после — кажется каким-то сном, а потому оно постепенно стирается из закромов памяти, оставляя Кино в неведении. Он совершенно не помнит, как оказался здесь и что произошло, когда он покинул квартиру Хвитэка.
И теперь его начинают одолевать двоякие ощущения. Он прекрасно помнит то, что сказал ему Адачи, но являлось ли это тем, что ему было нужно? Теперь, когда Юто вроде как признался ему, значит ли это, что у них может что-то получиться? Хёнгу хочется поверить в то, что эти слова были сказаны серьезно, а не с целью как-то привлечь внимание и остановить весь поток странных действий в тот вечер. Кино не знает, как ему следует думать в этой ситуации, что ему делать, и он решает принять стратегию типичного похуизма. Может быть, какое-то время ему стоит делать вид, что ему абсолютно все равно, и что он слов-то, сказанных Юто, не запомнил с предыдущей ночи. И это кажется ему самым верным планом, хоть и глупым бесконечно.

Лежать в такой позе становится неудобно, хоть и перспектива оказаться стоящим на ногах не радует Хёнгу совершенно, он все-таки решает сделать это — злоупотреблять чужим гостеприимством лишний раз ему не хочется. Он вновь медленно оседает на кровати и принимается взглядом изучать окружающую обстановку, пытаясь найти его собственные вещи, хотя рубашку Юто, отдающую тем самым запахом стирального порошка вкупе с одеколоном, почему-то снимать не хочется вообще, но что поделаешь. Кино находит свою одежду на спинке стула, натягивает штаны, обращает внимание на свою рубашку и отмечает, что она в совершенно непотребном виде, плюс еще и стойкий запах не пойми чего аж нос забивает. Хёнгу чертыхается про себя и решает, что, наверное, придется ему попросить Юто об одолжении. Но, прежде чем покинуть квартиру, Кино решает все-таки найти его хозяина и хотя бы поблагодарить за то, что тот каким-то мистическим образом довез его сюда. К этому времени возня в коридоре завершается хлопком входной двери, и Хёнгу думает, что это, наверное, довольно подходящий момент, чтобы выйти, наконец.

Нервно сжимая бутылку воды в руках (перед этим он успевает окончательно опустошить ее), Кино заглядывает в гостиную, и никого там не найдя, следом медленно вышагивает в сторону кухни, откуда тянулся шлейф запаха чего-то вкусного. Он практически сразу же натыкается взглядом на фигуру снующего туда-сюда Юто, который старательно разливал кофе по чашкам, и делает он это так сосредоточенно, что совершенно не замечает Хёнгу. Последний невольно улыбается, наблюдая за этой картиной, а потом самостоятельно возвращает себя на землю, понимая, что это будет последний раз, когда он видит Юто таким домашним и заботящимся. Он откашливается, обращая на себя внимание и скромно проходит в кухню, приветственно кивая Адачи. — Доброе утро, — хрипло бросает следом, тут же откашливается и занимает место на одном из стульев напротив Юто, оставляя бутылку рядом на поверхности стола. Голова все еще еле соображает, но боль постепенно начинает сходить на нет, давая свободу, наконец-то, здраво мыслить. Хёнгу понимает, что разговор, которого они оба наверняка ждут, произойдет вот-вот, и решает как-то смягчить углы, прежде чем все в очередной раз полетит в тартар. — Спасибо за таблетки, кажется, мне уже гораздо лучше, — тихо говорит он куда-то в сторону окна, отводит взгляд от Юто специально, старается не смотреть на него ради собственного же блага. — Ты не будешь против, если я одолжу у тебя рубашку? Кажется, что моя вот-вот последний дух испустит, — усмехается и пальцы переплетает под столом, с силой сжимая их. По нему, наверное, заметно, что он дико нервничает, а еще похмелье делает из него, скорее, подобие человека, так что выглядит, должно быть, он сейчас максимум на двоечку. Когда Адачи оставляет перед ним кружку с кофе и оказывается сидящим напротив, сердце в лишний раз пропускает пару ударов, атмосфера в кухне сразу становится не такой, и Кино понимает, что вот он, этот самый момент, когда им придется вновь поднять ту самую тему, из-за которой вчера все пошло по пизде. И Хёнгу не пытается заранее найти правильных вопросов или ответов, утверждений или опровержений, не находит в этом элементарно смысла. И ему остается только сидеть и ждать, когда, наконец, мысли Юто окажутся озвученными вслух.[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

После вопроса о вчерашних событиях хочется сбежать. Бежать, чтобы не было возможности догнать и породить этим еще больше вопросов. Кино пытается убедить себя, что он готов ко всему, что будет озвучено в это утро, но проваливается на первом же слове, понимает, что обречен. Сегодня он обречен, и, возможно, после этого он забьет на вечернюю смену в ресторане и вновь пойдет беспросветно бухать, желательно подальше от Хвитэка и прочих знакомых, которые могли бы спалить его. Хёнгу нервно ковыряет заусенцы почти на каждом пальце, отвечает, что нет, не помнит, что было вчера — как и условился с самим собой ранее — взгляд вновь в кружке кофе прячет, делая следом внушительный такой глоток, тут же обжигая неприятно язык. Почему все внезапно оказалось настолько сложным? Они знакомы всего месяц, но уже за это время Кино успел привязаться к Адачи настолько, чтобы быть готовым уничтожать себя шаг за шагом в случае каждого поражения. Он проигрывает битву за битвой, понимая, что Юто, скорее всего, все еще действует из альтруистических соображений, нежели потому что ему действительно хочется чего-то от него — Кино. Даже произнесенные вчера вслух слова о том, что он ему нравится, ничего не меняют абсолютно. Это могло быть сказано, чтобы попытаться остановить Хёнгу, чтобы упростить с ним общение, возможно, вправить мозги. Проблема была лишь в том, что Кино было совершенно не до этого, и не Юто тем более. И теперь, когда он получил это, он продолжает делать вид, будто бы ничего не было. Хёнгу потерялся в самом себе окончательно, устал пытаться найти логику в собственных действиях и словах, и в итоге сдается, потому что тем дурацким чувствам, которые он испытывает каждый день, логика неподвластна. 

Он лишь с благодарностью кивает, когда рядом оказывается тарелка с омлетом, который вроде и пахнет вкусно, но почему-то Хёнгу уверен, что есть ему сейчас противопоказано. Взглядом упирается в Юто, который вновь оживает, и теперь Кино видит один из минусов, который может его раздражать в японце — он редко говорит что-то первым, инициативу практически не проявляет. Это наводит на определенные мысли, но дальнейшие слова Адачи вводят парня в ступор окончательно. Лицо Хёнгу, наверное, сейчас выражает недоумение и непонимание в высших степенях. Брови кривит в вопросе, а затем взгляд возвращает к тарелке, в тот же момент хватая пальцами вилку, ерзать которой по еде становится внезапно довольно увлекательным процессом. Внутри все оказывается взбитым, словно в шейкере, и у Кино нет ни единого шанса разобраться в том, что же в данный момент в нем пробуждает Юто. Он запутался с концами, потерялся, а теперь медленно растворяется в собственной неопределенности, молит молча о пощаде и просит кого-нибудь помочь ему выбраться из этого болота. Но потом отчаянно понимает, что лучше него самого никто не сможет с этим разобраться, а значит остается только так же обессиленно вздыхать и кивать куда-то в сторону. Омлет на вкус оказывается довольно приятным, но лишний раз испытывать ослабевший желудок Кино все равно не хочется.

Слова Адачи продолжают звучать словно во сне, и Хёнгу кажется, что он как слепой котенок пытается уловить тот или иной смысл, тычась мордой то в одну сторону, то в другую — от мысли к мысли, от вывода к выводу. Может быть его голова еще не совсем пришла в порядок после вчерашней ночи, а может быть ему в принципе было не дано понять Юто — ведь они совершенно разные. Хоть и дополняют друг друга с превосходством, но у них довольно мало общих тем для разговоров, их увлечения совершенно разных характеров. Да и сами они как огонь и вода. Адачи говорит, что Кино стал причиной его волнения, и это рушит все выстроенные цепочки мыслей до сего момента. Кино сдается. Вилку оставляет на тарелке, поднимается со своего места и медленно проходит к Юто, упираясь бедрами в столешницу, стопорит рядом с ним, возможно, слишком близко. Но именно сейчас ему так становится насрать, что это не имеет никакого значения абсолютно. — Я солгал. Я помню твои вчерашние слова, — произносит куда-то в сторону, взгляд отводит стыдливо, понимает, что ведет себя как последний в этом мире ребенок, и логику искать в собственных действиях вновь даже не пытается. Даже стоять рядом с ним вот так кажется на редкость приятным, и Хёнгу хочется как-то растянуть этот момент, потому что никто из них не может гарантировать, чем закончится это утро, на чем они сойдутся, что решат. И это в очередной раз разбивает Кино сердце. Он обращает внимание на чужие разбитые костяшки и не сдерживает порыва взяться за ладонь Адачи. Осторожно, будто бы боясь сломать, ведет пальцами по смуглой коже, перехватывает фаланги пальцев и слегка сжимает, словно бы прося прощения за что-то. — Мы всегда будем разными, — наконец, озвучивает камень преткновения и яблоко раздора между ними. Правду признавать не хочется совершенно, а озвучивать данный факт оказалось сложнее, чем парень мог предположить. Хёнгу еле сдерживается, чтобы не сесть вновь на свое место, поскольку голова предательски начинает кружиться, приструняет организм и лишь сильнее цепляется второй ладонью за чужое запястье. — Но что нам мешает попробовать еще раз, верно? — с надеждой смотрит на Адачи, который его взгляда почему-то избегает. Кино упорно просит, чтобы все шло по намеченному им сценарию, а потому выпускает руку японца из собственной хватки, тянется ладонью к чужому лицу и поворачивает его в свою сторону, все также легко, но настойчиво. Улыбку из себя давит, тешит себя надеждой, а затем пальцами перебирается к чужому затылку, слегка надавливая и вынуждая Юто наклониться так, чтобы Кино было удобно.

И вновь этот дурацкий одеколон, которым пропахло все вокруг. Зачем с самого утра выливать на себя полбаночки, Хёнгу не понимает, но почему-то именно сейчас этот запах сводит с ума его еще сильнее, чем до этого. Чужое лицо оказывается слишком близко, и Кино боится, что не выдержит совсем, вновь дел натворит, а потом жалеть будет, потому что они слишком разные, для них, возможно, нет и не будет еще одного шанса даже после сказанных вслух слов. Хёнгу легче думать, что все будет плохо, Хёнгу ненавидит разочаровываться, и ненавидит еще больше строить воздушных замков касательно чего-либо. Губами мажет по чужой скуле, оставляя еле заметный поцелуй на щеке Юто (на прощание), а затем отстраняется, боясь, что Адачи сделает это первым. Кино хочется сохранить этот момент как можно дольше, хочется растянуть его, но понимает, что лучше он сам сделает шаг в сторону, чем следом увидит, как это делает Юто. — Если захочешь попробовать, ты знаешь, где меня искать, — как-то обреченно и полушепотом произносит, поворачиваясь к японцу спиной, ведет на прощание ладонью по чужому плечу, а затем разворачивается и в коридор уходит. Останавливается где-то на несколько секунд, окидывая взглядом место, где пару дней назад произошел их первый конфликт интересов, ловит неприятные остатки воспоминаний, морщится слегка, а затем пытается прикинуть, сколько у него есть времени, прежде чем Юто догонит его и огорошит чем-то вроде «ну мы все еще можем остаться друзьями» или «если ты готов подождать еще немного». Хёнгу жмурится и головой мотает, словно бы отвечая отрицанием на чей-то вопрос. Он вновь произнес очередную ложь вслух, ибо как он сможет ждать все это время, пока Адачи сможет набраться мужества или решимости, чтобы, наконец, ответить на его чувства? Бред какой-то. Кино быстрее убьет себя алкоголем и травкой, чем сможет дождаться того дня, хотя, причин, почему этот план плох, не находится. И, кажется, даже уже смиряется, понимая, что сегодняшняя ночь будет не менее яркой, чем вчерашняя.[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]

Чон Уён и представить не мог, что когда-нибудь он окажется в подобной ситуации. Чон Уён никогда даже мысли допустить не мог, что его лучший друг еще с пеленок воткнет ему нож в спину. Чон Уён пиздецки зол, потому что теперь их дружба висит на буквально на волоске, грозясь кануть в пропасть и затеряться где-то в беспроглядной тьме. Все выглядит именно так, как описано, Уён любит преувеличивать, но даже сейчас это описание подходит к этому пиздецу довольно точно.

Их с Саном всегда связывало нечто больше, чем просто дружба. Они были практически как братья. С самого детства они были вместе, и Уён даже если захочет, не сможет вспомнить, с чего все началось — на самом деле ему кажется, что они всегда были вместе еще с тех минут, когда они толком и разговаривать не умели. Это поистине прекрасное чувство — когда у тебя в жизни есть человек, которому ты способен рассказать абсолютно все, что у тебя на душе копится, который всегда поймет и поддержит, а еще обязательно примет таким, какой ты есть. К слову, у Уёна таких людей в принципе было не так много, потому что многие считали его откровенным раздолбаем, с которыми водиться себе дороже. Сан же принимал его таким взбалмошным, гороховым шутом, не иначе, а еще кладезью пошлых и несмешных шуток невпопад. Словом, между ними не было абсолютно ничего такого, что они могли бы скрывать друг от друга, а если какие-то ссоры и возникали, то они быстро сводились на нет, потому что, брось, Чхве Сан, ты не можешь долго злиться на своего бро. Многие вокруг не понимали, как вообще эти двое могли подружиться — и это еще слабо сказано. И ведь действительно, Уён с Саном всегда были как черное и белое, они различались слишком сильно, но по правилу «плюс всегда тянется к минусу» их дружба была крепче и прочнее любого сплава в этом мире. Сан всегда являлся положительной и благополучной частью их тандема. Он нравился не только парням, которые всегда с ним дружили (в отличие от Уёна, которого многим приходилось терпеть, как побочный эффект дружбы с Чхве), но также и учителям, потому что этот мальчик такой прилежный, сумки донести до кабинета поможет, и школьный инвентарь уберет на свои места, и в помощи не откажет никогда. Самое ужасное было то, что он нравился всем девчонкам в школе. И Уёна это бесило больше всего, поскольку Сан никогда не прилагал усилий, чтобы нравиться кому-то, он просто был таким, какой он есть, и от этого тащились абсолютно все. Уёну же чтобы завоевать чье-то внимание приходится из кожи вон лезть, нести несусветный бред и играть роль школьного шута, чтобы над ним хотя бы один человек посмеялся.

А еще Сан всегда играет роль эдакой ходячей совести Уёна, что, порой, тоже раздражает неимоверно. Уён, ты должен подготовиться к завтрашней контрольной, иначе получишь неуд по предмету. Уён, ты обещал Ким-сонсенниму что подготовишь доклад, ты не забыл? Уён, а ты руки перед едой помыл? Ты ведь только что играл в баскетбол. Мамаша. Это дико вымораживает, но Чон уже свыкся с этим, и в какой-то момент даже научился получать от этого какое-то нездоровое удовольствие (хотя бесит, все-таки, больше). Сан мягкий, теплый, и в целом душа любой компании, коим Уён никогда не был и уже вряд ли когда-нибудь станет. Уён шумный, колючий, все девчонки от него по коридорам шарахаются, а ведь он даже слова сказать не успел. Однажды он даже пытался подкатить к паре девчонок, которые смущенно между собой обсуждали то, насколько Чхве Сан из класса 3-1 классно сегодня обращался с мячом на уроке физкультуры; сообщает им в итоге, что он может познакомить их со своим другом в обмен на парное свидание. И это, блять, прокатывает! Правда, в итоге обернулось все конкретным провалом, поскольку Сан не смог прийти, и девушки благополучно удалились, оставив Уёна в одиночестве посреди улиц Каннама, еще и недобрым словом обозвали. Но это уже другая история. В общем, их дружба была довольно странным предметом для всех, кроме них двоих, но в какой-то момент все должно было пойти по наклонной.

Буквально несколько минут назад Уён поссорился с Саном, наверное, впервые в жизни настолько сильно, что теперь он всерьез раздумывает о том, что им не по пути. День начинался как обычно, не предъявляя никаких предпосылок к тому, что должно произойти. Как обычно Уён встретился с Саном, они вместе отправились в школу, вместе отсидели несколько уроков до перерыва, а после Сан выпалил всего одну фразу, которая поначалу показалась Чону очень смешной шуткой: «Ты будешь со мной встречаться?». И если бы так, то это был бы очень клевый пранк, над которым Уён посмеялся бы вдоволь, и забыл бы уже на следующий день, только вот серьезное выражение лица напротив и не менее серьезный взгляд, прожигающий в нем дыру, говорило об обратном — это не шутка. Естественно, младшего это взбесило до глубины души, вынудив распалиться настолько, что в итоге он развернулся и ушел, оставив Сана переваривать тонну неприятных вещей, которую он вывалил ему в лицо. И теперь ему приходится сидеть и пытаться осознать факт, что его лучший друг, человек, с которым они были неразлучны все эти года, предал его и предложил встречаться. Ну не бред ли? Этот замечательный, робкий, мягкий Чхве Сан поставил под удар все, что у них было. Охуенную дружбу, у которой впереди было блистательное будущее, но нет. Теперь там хуй плавал, Уён злится и прощать Сана за это предательство не собирается. Ему становится до глубины души обидно, потому что он и подумать не мог, что когда-нибудь подобный вопрос вообще может встать, ведь он думал, у них нет секретов друг от друга. А оказалось, что они не только есть, но еще и способны разлучить их.

Данная новость практически выбивает Уёна из колеи. Он позволяет себе надерзить в ответ учителю корейского языка и ему очень везет, что его оставляют дежурить после уроков (кажется, все уже свыклись с тем, что Чон Уён хамло редкостное, и исправит его, разве что, могила). Парень на это лишь недовольно фыркает, но не спорит, лишь зло взгляд отводит в сторону окна и кулаком щеку подпирает, пытаясь придумать, как бы ему завтра утром идти в школу, чтобы не пересечься с Саном. Видеть это лицо не хочется теперь абсолютно. Дальнейшее время Уён проводит в стороне от всех, попытки на контакт от Сана пресекает на корню, отмахиваясь от того, как от назойливой мухи, да и в целом забивает болт на тех редких друзей, которые составляли отдельную компанию, куда входил и сам Уён, и Сан. Ему на телефон приходит тонна смс, а оповещения о сообщениях в общем чате, кажется уже сломались на отметке «500+». В задницу все. Уён выключает телефон и решает как-то забить хер на это все, обдумать дальнейшие действия он может и дома. Перед долгожданным дежурством его таки выцепляет Юнхо, сообщая, что, кажется, все в школе уже заметили, что Уён с Саном ведут себя довольно странно и не как обычно. Спрашивает, не поссорились ли они. Пха. Младший лишь отмахивается, говорит, что все нормально, а внутри сердце трещинами все исходит, болит и кровоточит неприятно. Хо, конечно, не верит в эти слова, приободряет как-то, по плечу хлопает и, кажется, удивляется, что Уён не обнимает его в ответ как обычно (Чон Уён, чертов ты тактильный маньяк, отпусти меня уже), но коридор все-таки покидает.

Сонсенним оставляет свои распоряжения, предупреждает, что пока Уён будет дежурить, здесь будет готовить доклад один из его учеников, на что тот лишь лениво кивает и принимает из чужих рук совок с щеткой. Заверяет, что все сделает в лучшем виде, скидывает рюкзак на парту, а совок отправляет прямиком на пол. День не задался изначально, поскольку на улице погода не радует совершенно — духота добивает вкупе с привычной июльской жарой, а ветер, похоже, решил оставить Сеул окончательно. И при всем этом на улице виднеются темные тучи, явно говорящие о том, что стоит ждать дождя. Уён тяжело вздыхает, выуживает из кармана брюк жвачку, закидывает пару штук в рот и пытается сориентироваться на месте, ищет взглядом тряпку, дабы начать свою каторгу с «вылизывания» доски. Примерно в этот же момент в класс со стуком входит.. Сан, еп твою мать, практически сразу же вызывая у Уёна приступ тошноты и вынуждая глаза недовольно закатить. Он вновь зло челюсти сжимает, желваками играет и тряпку в руке сжимает. Сан молчит, вещи свои раскладывает по парте, и ведет себя так, словно ничего не произошло, и это бесит еще больше.

— Поверить не могу, что ты так с нами поступил, — произносит невольно, а затем сразу же жалеет. Ты типичная истеричка, Чон Уён. Ну и похуй, так-то. Разворачивается в сторону Чхве и указательным пальцем на него указывает. — Я ж, блять, спал с тобой в одной комнате. Мы же мылись в одном душе, ты ж мой прибор видел, айщ, — раздосадовано добавляет и понимает, что звучит сейчас как типичный персонаж какого-нибудь комедийного шоу, а затем все-таки решает забить — направляется к небольшому ведерку с водой, смачивает тряпку и принимается вытирать доску. Это все пиздец как несправедливо. В конце концов Сан мог рассказать ему об этом еще раньше, а не вот так сразу выпаливать что-то про «встречаться». Но чего теперь уж об этом думать, все и так кончено. [AVA]https://i.imgur.com/m3tysph.png[/AVA][NIC]jung wooyoung[/NIC]

Уён, кажется, уже пятую минуту трет эту дурацкую доску, только оставляя за собой разводы мела. Он то ли собственные мысли с нее стереть пытается, то ли что. То, что Сан находится рядом, все еще бесит, и на третий день эта злость никуда деваться не хочет, лишь разъедает изнутри бессмысленно. Уён пытается уговорить себя, что смысл злиться есть, и он довольно большой, стоящий того, но сердце не замолкает ни на секунду: он же твой лучший друг. Нет, эта дружба канула в лету с того момента, как этот самый лучший друг предал ее, предал их обоих, по сути. И как ему в голову вообще подобная мысль могла прийти? Уён недоумевает не только от того, что он нравится лучшему другу, но и... что тот вообще в нем мог найти? Кто вообще мог найти в нем нечто, что могло бы притягивать в этом самом плане. Ведь Чон никогда не славился своим отличным поведением, благородными манерами и уважением к кому-либо. Уён грубиян, придурок форменный, и слова свои всегда невпопад озвучивает, несмешной, матерится много, а еще на редкость приземленный. Все это какой-то большой несмешной, блять, пранк, в котором Уёну теперь приходится жить. Было бы здорово, окажись сейчас кто-то поблизости, кто положил бы руку ему на плечо и прошептал «тебя пранканули, расслабься», но этого не происходит, а значит кошмар продолжается.

Находиться в этом помещении становится еще более невыносимо, Уёну удается накрутить себя настолько, что здесь становится душно, воздуха не хватает, и уже в следующую секунду он ломится в дверь, которая почему-то не поддается, хотя Сан относительно недавно вошел в класс. Не мог же он запереть ее за собой, пока Уён не видел, бред какой-то. Парень шумно выругивается, на чужие слова про ключи внимания не обращает, хоть и общий смысл чужого тона распознает довольно быстро. Но то, что озвучивает Сан следом, выводит Уёна из себя окончательно. Придурки, блять, это ведь не им решать, кто вообще право им такое дал.

— Мудаки, — лишь произносит сквозь зубы и в очередной раз ногой дверь пинает, а тряпку швыряет куда-то на пол неподалеку. Первым делом он бросается к окну и высовывается наполовину, пытаясь выследить знакомые силуэты, быть может эти ублюдки где-то неподалеку тусят и смеются над ними громко, но нет, как назло, вокруг никого. Следующая мысль заставляет Уёна примерить, сколько костей он себе переломает, если решит сигануть вниз. Третий этаж, и где-то внутри голос разума все-таки берет верх. Выбираться через окно явно не вариант, а значит, что у них в принципе решений не так-то много. И в голову прямо сейчас приходит лишь одно логичное. — Дай сюда телефон, — в приказном тоне просит Уён, подойдя ближе к Сану. В чужие глаза старается не смотреть, боится увидеть там теперь нечто, что оттолкнет его еще сильнее, чем уже (хотя куда уж сильнее). Тот подчиняется и телефон свой протягивает, на что Уён присаживается на учительский стол, закидывает одну ладонь на чужое плечо и ближе к себе Сана притягивает, прижимается подбородку к чужому виску. — Сделаем вид, что между нами все нормально, я не собираюсь здесь торчать до поздней ночи, подыграй мне, — сердито проговаривает и жмет на кнопку видеозвонка Ёсану. Если повезет, он будет один, а значит, быстро поверит в то, что их общие друзья помирились, о чем новость разойдется довольно быстро. Хён трубку берет быстро и довольно неожиданно, но завидев, что поссорившиеся обнимаются прямо на камеру, широко улыбается. Уён ненавидит все это уже заранее. Весело смеется, фальшивую улыбку на собственное лицо натягивает, и кричит, мол, хён, кончайте эти бредни, между нами все хорошо, видите? Ёсан задает всего пару вопросов, чтобы удостовериться, и Сан подыгрывает довольно успешно, хоть Уён и понимает, чего это стоит им обоим. Всего на миг улыбке стоит стихнуть, как в экране телефона появляется Чонхо с этим его вечно скептическим выражением лица, и кого вы, блять, пытаетесь надуть, если надо, мы продержим вас там до ночи. — У е б а н, — проговаривает четко в динамик и звонок отрубает, возвращая телефон его владельцу.

Было довольно наивным пытаться наебать Чонхо, но вот с Ёсаном могло и прокатить, только кто ж знал, что они там всей кучкой тусят, хотя, если призадуматься, этот факт тоже был довольно очевидным. Уён проклинает все на свете: и этих дурацких друзей, дурацкого Сана, дурацкий ключ от кабинета и это не менее дурацкое дежурство — проклятым оказывается даже случайно попавшийся под руку чужой рюкзак, который шмякнуть об пол очень хочется, но и быть последним подонком тоже уже как-то не комильфо. Уён обессиленно оседает на одну из первым парт и взглядом своим в окно впивается, как будто там что-то на редкость интересное происходит. В голове целый ворох разношерстных мыслей. Сейчас бы позвонить кому-то из родных, да предупредить, что домой он сегодня не придет, да отвлекать мать от работы лишний раз не хочется. Тяжелый вздох так и рвется из груди, а тишина, повисшая в воздухе, давит на мозг и слух, что выносить Чон больше не может. В какой-то момент он сдается, хватает собственный рюкзак, выуживает оттуда старую деревянную линейку (и это лишь меньшая часть того мусора, который был благополучно оставлен внутри и забыт навеки), к двери направляется вновь и принимается с замком возиться, пытаясь эту самую линейку в дверную щель как-то протолкнуть. Выходит, конечно же, святое нихуя, хлипкая линейка быстро сдается под упорством Чона, ломается пополам и вытягивает из парня очередное разочарованное «сука, блять». Сан что-то говорит про то, что им нужно подождать, пока охранник не начнет обхаживать кабинеты с проверкой, и он обязательно их выпустит рано или поздно, и это, наверное, единственная здравая мысль за этот день, только сдаваться так просто Уён не собирается. — Я понимаю, что ты добровольно по учебе сюда пришел, но я здесь торчать допоздна не планировал, — огрызается, а после возвращается с обломком линейки к рюкзаку. Следующим предметом, который мог даровать лично ему свободу, оказалась небольшая скрепка. — Watch me, бля, — Чон пытается вспомнить, как визуально выглядели все те моменты взлома замков скрепкой из всевозможных шпионских фильмов, которые Уён так любил, и принимается возиться ею в замке. То, что должно было стать захватывающим зрелищем, стало жалкой и довольно затяжной пыткой. Проходит, наверное, минут пять, и Чон Уён сдается окончательно, признавая еще и тот момент, что в фильмах снимают полную чушь. Взломать дверь скрепкой, ха — нихрена оно не работает. — Это. Просто. Охуенно, — цитирует какой-то давно забытый ролик с ютуба и спиной съезжает по гладкой двери, оказываясь на полу. Уён клянется, что когда он выберется отсюда, этот мир станет беднее, как минимум, на одного человека. И имя ему — Чхве Чонхо. [AVA]https://i.imgur.com/m3tysph.png[/AVA][NIC]jung wooyoung[/NIC]

<!--HTML-->
<style>
.offroad { width 500px; height: auto; }
.offroad2 { font: 600 small-caps 7px arial; text-transform: uppercase; letter-spacing: 6px; color: #8ab2a5; font-weight: bold; }
.offroad3 { font: 700 44px Playfair display; text-transform: uppercase; color: #000; }
</style>

<center>
<div class="offroad"><br><div class="offroad2">#np SIAMÉS — <i>the wolf</i></div> <br>
<div style="width: 480px; height: 80px; background-image: url('https://i.imgur.com/k3pT3kp.png'); border: 10px #fff solid;"></div>
<div class="offroad3">— <b>restless dreams</b></div> 
<div class="offroad2"><i><a href="http://yellowroad.rusff.me/profile.php?id=22">haechan</a> x <a href="http://yellowroad.rusff.me/profile.php?id=14">jisung</a></i></div>
</div>
</center>

[AVA]https://i.imgur.com/1KN1akb.gif[/AVA][NIC]lee donghyuck[/NIC]

<!--HTML-->
<style>
.offroad { width 500px; height: auto; }
.offroad2 { font: 600 small-caps 7px arial; text-transform: uppercase; letter-spacing: 6px; color: #9b9b9b; font-weight: bold; }
.offroad3 { font: 700 44px Playfair display; text-transform: uppercase; color: #000; }
</style>

<center>
<div class="offroad"><br><div class="offroad2">#np город 312 — <i>останусь</i></div> <br>
<div style="width: 500px; height: 500px; background-image: url('https://i.imgur.com/OwDhsx1.png');"></div>
<div class="offroad3">— <b>останусь</b></div> 
<div class="offroad2"><i><a href="http://yellowroad.rusff.me/profile.php?id=22">kino</a> x <a href="http://yellowroad.rusff.me/profile.php?id=14">yuto</a></i></div>
</div>
</center>

[NIC]kang hyunggu[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/ay6S5j8.png[/AVA]