[indent]  чужие стоны врезаются в слух, примешиваются в приятно разливающееся по жилам тепло, нишимура в который раз задаётся вопросом: когда он так осмелел? не то чтобы раньше он был трусом и пасовал при любой возможности, но в последнее время в нём слишком откровенно начало играть это самое бунтарство, толкающее на необдуманные и рискованные поступки. и даже сейчас, вылизывая нежную кожу члена своего любимого, это не кажется ему чем-то из ряда вон несмотря на то, что они находились в одном доме с родителями, которым ничего не стоило прервать их в любой момент. ники шлёт этот страх далеко и надолго, оправдывает себя тем, что и так уже давно устал бояться, пускай хотя бы это утро будет приятным для них обоих, ведь хисыну приходится даже тяжелее. он это видит прекрасно, но иной раз не знает что сказать, дабы как-то старшего поддержать, всё что он может, ведь, это просто молча головой кивать, соглашаясь с чужой точкой зрения, впрочем, не останови он вчерашний порыв всё рассказать отцу об этих их «запретных отношениях», неизвестно, каким было бы это утро.

[indent]  нажим пальцев на его ладонь усиливается, и ники понимает, что хисын, должно быть, уже сдерживается из последних сил, из чужой груди вырывается очередной низкий стон, вынужденно приковывая к себе взгляд мальчишки, и на губах вновь играет удовлетворённая усмешка. у нишимуры в штанах уже давно крепчает стояк, и в пору бы начать проклинать весь этот мир за то, что разбираться с этой проблемой ему придётся в одиночку, ведь старшему придётся уйти на учёбу — надо поторапливаться. он набирает темп, вжимает головку в стенки щёк, разок насаживается горлом, дабы подвести парня к разрядке, но скрип за спиной заставляет резко член изо рта выпустить и отшатнуться в сторону. ошалелым взглядом ники смотрит на дверь, в проёме которой бездвижной статуей встал отчим, и действует, следуя одному единственному инстинкту — выжить — запрыгивает со скоростью разве что кошки на хисынов стол и уже тянется ручкой к окну, лишь запоздало предполагая, во что ему обойдётся этот прыжок в окно со второго этажа. но эту его попытку побега прерывают довольно грубо и неожиданно — мощная рука хватает его за капюшон толстовки и резко дёргает книзу. нишимура падает на спину и больно ударяется копчиком, пытается компенсировать натяжение ткани, оттягивая вниз ворот толстовки, что моментально сдавливает горло, пока его буквально волокут по полу и предпринимает попытку замыленным взглядом найти старшего.

[indent]  — 彼に何も言わないで! хисын, それは私のせいです! — он почти что орёт, а по факту хрипит басом, автоматически переключаясь на родной японский, прекрасно зная, что отчим им не владеет, за что его уже подняв на ноги прикладывают плечом о ближайшую стенку коридора. мужчина срывается на него, кричит так, что, кажется, вот-вот придушит мальчишку собственными руками, а в глазах у ники вместо ожидаемых слёз внезапно прослеживается облегчение. — ты чо делаешь, запрёшь его? серьёзно? — руки уже трясутся от прилива адреналина, и глядя на то, как ли-старший звенит связкой ключей и запирает дверь в комнату своего сына, буквально закипает в считанные секунды, едва ли сдерживаясь, чтобы на взрослого не накинуться. в ответ на него пренебрежительно огрызаются, в коридоре тут же показывается обеспокоенная мать.

[indent]  — что, что произошло? что за шум? дорогой? рики? — как и всегда звучит как святая наивность, но нишимура жмурится, гонит эти мысли прочь — нет, это не он сейчас думает, а тот гнев, что бурлит в самых его недрах, и он глядит на мужчину волком, когда его вновь грубо хватают теперь за предплечье, почти что, вкидывая в стены родной комнаты. ники теряет равновесие и неуклюже падает носом в край кровати.
[indent]  — что произошло? я застал твоего любимого сынка с членом моего сына во рту. как тебе такое? а ты чего разлёгся, быстро поднялся и начал собирать вещи, ты здесь больше жить не будешь.