Часто прикусывает нижнюю губу. Привык носить на пальцах по несколько колец, а когда нервничает, часто перекручивает их по очереди. Среди вредных привычек: пристрастие к сигаретам. Любит: когда музыка в наушниках не кончается. Когда горячий зеленый чай приятно обжигает горло. Зиму, и все что с ней связано. Когда собеседник не заваливает вопросами про личную жизнь. Не любит: когда критикуют его стиль жизни. Простужаться, да и вообще болеть/получать травмы. Навязчивых и слабых людей. Чувство паранойи. Когда задевают гордость. Когда люди сами напрашиваются на неприятности, а потом вымаливают прощения. Когда слишком много требуют

no light in your bright blue eyes i never knew daylight could be so violent ©

«+»: умен и сообразителен. Способен выкрутиться практически из любой ситуации, не применяя способности. Обладает хорошо подвешенным языком, может заговорить любого. Верен и предан, когда это нужно. Готов предложить свою помощь, если видит, что она действительно нужна кому-либо. Искренен в своих намерениях, если что-то делает, то без задних мыслей. «-»: эмоционально нестабилен. Может выйти из себя по щелчку пальцев. Если злится, то совершенно не умеет себя контролировать: все начинается с элементарного хамства и грубости, а заканчивается дракой со скандалом (иногда с применением способностей). Умеет надавливать на больное и провоцировать, если нужно (обычно этот способ применяет только против старшего брата, не чаще).

История Илуня начинается с Сеула. Родители перебрались из Китая в Корею, за пару лет до рождения сына. Корея в то время была открыта для въезда иностранцев, но все-таки опасность еще была высока. Тогда семья Фан не думала о положении в стране, да даже более того – они практически ничего не знали о том, что происходило в те годы на улицах Сеула. Но жить как-то нужно было, хоть и время и место для нового начала они выбрали неверное. Отец, некогда работавший продавцом в мясной лавке, открыл свою собственную лавку, в которой продавались в основном сладости. Мать устроилась преподавателем в одну из школ поблизости. После рождения Алена она избрала участь домохозяйки, решив приглядывать за сыном еще добрую пару лет, пока тот не будет достаточно подросшим для детского сада. Их дом находился на самой окраине Сеула. Он был небольшим и в некоторых местах даже ветхим, но для новой жизни это было вполне неплохим началом.
Спустя пару лет после рождения сына, бизнес отца наконец-то принес свои плоды. Его лавка приобрела неплохую популярность, которая начала приносить доход с довольно-таки ощутимой разницей по сравнению с зарплатой продавца в мясном отделе. Денег стало больше, что не заставляло семью Фан в чем-либо нуждаться. Маленький Илунь не был таким уж капризным ребенком, просил он не так много, хотя мать опекала его как могла. Из нее получилась хорошая домохозяйка, да и сына она берегла как зеницу ока. К слову, Илунь в принципе рос спокойным. Он редко плакал, да и кричал тоже, даже когда падал. Также он был на редкость смышленым ребенком, он все схватывал на лету: что можно, а что нельзя, куда можно ходить, а куда нет. Ему легко давались математические задачки, рассчитанные на детей более старшего возраста, да и чтение он освоил быстрее своих сверстников. Мать предпочитала учить его всему самостоятельно, решив не тратить денег на дошкольную подготовку, ведь она сама была преподавателем.
А время все шло, Ален подрастал. Известность лавки отца приносила теперь стабильный доход, превышающий прежний раза в два, что позволило отправить паренька в довольно приличную школу в другом районе Сеула, несмотря на то, что на улице творилось черти что. Это было престижное заведение, пусть оно находилось не так близко от дома, зато достаточно далеко от главного места, где, как сообщалось в новостях, была эпидемия какого-то вируса, который заставлял людей творить странные вещи. В учебном заведении Илунь привлек к себе внимание практически сразу, хоть ему и не приходилось что-либо делать для этого. Нельзя сказать, что он был слишком общительным, но он был не против общения со сверстниками, пусть и некоторые из них ему не нравились. Отправляясь в школу, мама каждый раз оставляла ему напутствия, мол, никого не обижай, хорошо общайся со всеми и будь хорошим мальчиком. Ален никогда не хотел разочаровывать родительницу, а потому свято верил в эти слова и вел себя именно так. Даже если он не горел желанием общаться, к нему все равно тянуло людей как магнитом. А что именно в нем их привлекало парень, вряд ли смог бы ответить. Даже учителя любили его и проявляли симпатию, хотя здесь, скорее, сыграло не природное очарование, а сообразительность мальчика. Парень старался учиться изо всех сил, несмотря на то, что со стороны казалось, будто он вообще ничего не делает. Он часто мог смотреть в окно и наблюдать за обстановкой на улице, но тем временем все равно слушать речь преподавателя.
Все в жизни Илуня шло относительно гладко, пока спустя еще несколько лет не произошел случай, навсегда изменивший его. Всей семьей они направлялись на мероприятие, которое устраивала школа Илуня, присутствие на котором было обязательным. По такому случаю отец даже расщедрился и купил новую машину, решив произвести хорошее впечатление на администрацию мероприятия. Ален до сих пор не знает, как его жизнь оставалась настолько спокойной, как ее не коснулись результаты событий тех лет, когда в городах сходили с ума люди без особых причин. Когда преступность на улицах Сеула росла в геометрической прогрессии. Родители не были в курсе ситуации в городе, но узнав об этом, даже спустя пару лет после рождения сына они не смогли покинуть город. Алену они так ничего и не рассказали в целях его же безопасности, они хотели оградить ребенка от того ужаса, который происходил во время его взросления, который происходил сейчас. Добраться до мероприятия семье Фан так и не удалось. Их машина столкнулась со внезапно выскочившим навстречу легковым автомобилем, за рулем которого сидел нетрезвый мужчина. Стормозить, к сожалению, глава семейства не успел. Машина оказалась практически всмятку. Ален до сих пор считает, что выжить ему удалось благодаря великой матушке удаче. Илуня проткнуло куском капота. Ранение было достаточно глубоким и даже смертельным, но спас его тогда от окончательной смерти ремень безопасности, который просто не дал парню налететь на здоровенный кусок алюминия всем своим телом. Скорая помощь приехала на удивление быстро, правда вот вытащить тело китайца удалось не сразу, риск повредить его еще больше был слишком высоким. Родителей спасти, к сожалению не удалось. А вот Илуня вполне себе спасли, благодаря одному из врачей, который вызвался добровольцем на срочное переливание крови. Этот способ поначалу не одобряли, но люди понимали, что довезти ребенка так они не успеют. Именно с этого момента все пошло кувырком.
Очнулся Ален уже в больнице, как ему сообщила медсестра, он пролежал без сознания около двух недель. А позже врач сообщил ему о несчастье, которое произошло в день аварии, в том числе и о смерти родителей. Мальчик пытался отрицать это все, надеясь, что это ужасный кошмарный сон, из-за которого его тело не может проснуться, но когда он услышал о том, что теперь его новым домом стал приют – все приобрело до боли реальные черты. С того момента, как Илунь очнулся, его постоянно знобило. Руки постоянно были холодными, а медсестры и врачи сами не понимали почему, в то время как самому Илуню было по большому счету плевать. В нем внезапно начинал разрастаться гнев на того водителя, который, к слову, тоже не выжил. И мальчику этого было мало. Он бы многое отдал, чтобы вернуть убийцу его родителей с того света и убить его снова. И проделывать это каждый раз, пока ему самому не надоест. Порой Ален сам пугался собственного я, когда его руки непроизвольно сжимались от злости с такой силой, что казалось, его кости треснут в эту же секунду. Китаец провел в больнице под наблюдением еще полтора месяца. За это время он стал практически неузнаваемым. Он постоянно огрызался, злился на каждую медсестру, на каждого встречного человека, иногда даже выкрикивал обидные, по его мнению слова. Окружающие его жалели, т.к. считали, что так на него повлияла смерть родителей, что раздражало Илуня еще сильнее. А потом его наконец-то выписали. И когда его уже ждала черная машина с нетипично крупным охранником рядом с раскрытой дверью, к нему подлетел незнакомый ему мужчина, сообщивший о том, что история с приютом – это подстава, устроенная для того, чтобы отправить китайца в интернат организации «МАРС». Ален ни слова не понял тогда, но почему-то доверился этому мужчине и исчез вместе с ним.
Мужчина привез Алена в какое-то странное место, с одной стороны окруженное горами, а с другой болотами. Город-на-Сваях – это было название его нового дома. Впервые оказавшись здесь Илунь смотрел по сторонам с открытым ртом, не веря, что такие сооружения вообще существуют. А потом этот мужчина начал рассказывать про зараженных, про церберов и цепей, про организацию «МАРС». Поначалу до китайца не совсем доходила вся фишка этого рассказа, но когда ему сообщили, что того все время знобило в больнице не из-за аварии, а из-за способностей, которые начали проявляться, у него совсем пошла голова кругом. Мужчина обещал не вываливать сразу всю информацию, но паренек был настолько упертым, что он потребовал рассказать все от и до. Получив желаемое Ален еще долго осваивал это. Все его восприятие мира буквально перевернулось, заставив уверовать во что-то новое,  заставив принять свое новое я. Мужчина работал перехватчиком зараженных, как тот потом признался, его работой было находить таких, как Ален и не дать МАРС-у забрать их в свои сети. Поначалу Илунь все-таки пытался отрицать всю эту обстановку, выражая ясный гнев, но когда он познакомился со своим новым братом (Ален был не единственным, кого мужчина буквально вырвал из лап МАРС-а), его желание крушить все подряд несколько поубавилось. Это был его первый друг со сверхспособностями.
Вся юность Илуня пролетела под девизом «сдерживай свой гнев и все будет тип-топ». Он наконец-то принял то, что он – цербер, изначально живущий ради убийств и прочих услад ярости и маньчности. По мере взросления в нем с каждым днем росло желание использовать свои силы и уничтожать все вокруг, он учился сдерживать порывы ярости, но это давалось не так легко, как могло бы показаться со стороны. Он жил под постоянным напором, он чувствовал себя буквально зверем в клетке, но прекрасно понимал, что иначе нельзя, иначе он подставит под удар новый дом, новую семью, новые взгляды на жизнь, которые приобрел из-за той самой аварии. Он учился управлять своими силами, порой изнывая от тренировок и нагрузки, но каждый раз снова брал себя в руки и тренировался чуть ли не до потери сознания. Илунь выявил у своего организма особенность: когда сил не оставалось ни на что, то и сил злиться и бросаться на все подряд тоже не оставалось. А потому он предпочитал лучше загружать себя по полной, чем потом отлынивать от работы и снова бросать все силы на сдерживание эмоций. Но даже по сей день ему трудно совладать собой. Все-таки его новое я брало частичный контроль над ситуацией, заставляя Алена вести себя агрессивно и несдержанно. В такие моменты он может натворить бед, но через какое-то время он снова придет в себя и единственное, что его будет ждать: моментное раскаяние, которое, почему то, рассеивается слишком быстро.

Аллюризм - способность развивать высокую скорость. Тело перестраивается под переносимость давления для развития большой скорости. Илунь слишком часто пользуется данной способностью, что в итоге поспособствовало головным болям и головокружениям. Если же дистанция, пройденная Аленом слишком высока, то может дойти и до обморока.
Замораживание - способность создавать лёд, понижать температуру и замораживать любые объекты. Нередко эта способность обращается против самого хозяина, правда, несколько обратным действием. Может подняться температура тела, а может и пробить озноб (никогда не угадаешь, что тебя поразит в тот или иной случай).

Связь с вами:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

пробный пост

— Я тебя люблю, – «Я тебя люблю. Я тебя люблю», – эхом отзываются в голове Минсока слова младшего и тот снисходительно слабо улыбается. Он всегда так делал, когда не знал, как реагировать на какие-либо замечания. Он провел ладонью по затылку, взъерошивая блондинистые волосы и вздыхая, не зная, на чем остановить свой взгляд.
«Это же нормально, верно? Братья говорят иногда друг другу такое, а Лухань…», – пытался как-то оправдаться Минсок про себя, после поднимаясь со своего места и поворачиваясь лицом к большому окну, откуда простирался вид на одно из самых красивейших мест, которые он когда-либо видел – обустроенный в лучших традициях Китая парк необъятных размеров. С одной стороны Минсоку хотелось верить, что младший сказал это как брат брату. Ведь в этом действительно нет ничего такого. Некоторые люди по сто раз за день говорят такие вещи, и никто не воспринимает это настолько всерьез, насколько воспринял Мин. С другой стороны, зачем бы тогда младший вытягивал паузу, зачем просил разговора. Минсок никогда не был глупым, до него сразу дошло, что здесь есть что-то гораздо более масштабное, чем братская любовь. Этого-то он и боялся. Он был бы слепым дураком, если бы не замечал до этого каких-то особых действий Луханя. Тот часто задерживал на нем свой взгляд, а на вопрос «что случилось», просто мотал головой и улыбался. Иногда он ощущал чужие прикосновения, совсем мимолетные, будто сам младший одергивал себя от этих порывов. Сок тяжело вздохнул, прикрывая ладонью глаза и слегка потирая веки. Он устал, он очень устал, но теперь он не имел права уйти или перенести этот разговор на другой день. Ему нужно было что-то сказать, молчание затянулось, а за спиной послышалось шуршание – должно быть, Лухань дико волновался.
– Лу, это… – он запнулся, так и оставаясь стоять в полуобороте. Он скользил взглядом по взволнованному лицу младшего брата, который нервно покусывал нижнюю губу, постепенно переключаясь на какие-либо предметы интерьера кухни. Потом взгляд зацепился за тарелку с приготовленными им же овощами… «Зря пропадет», – такая глупая мысль, но такая правильная по своей сути. Минсок сам не отдавал себе отчета, что он делает. Он просто подошел к столу и взял эту тарелку в руки, позже застыв у холодильника. Нет, вообще-то это очень ненормально, вообще-то это вышей степени аморально и совершенно против правил. Сок прекрасно понимал, что даже если бы и захотел, то ответить на чувства младшего он бы не смог, ему бы просто не позволлили. Традиции этого совсем не поощряют, да и сам он не был сторонником инцеста. Если уж говорить начистоту, то он вообще был самым натуральным натуралом в этом мире… Да, натуралом, который частенько думал о своем младшем братишке, о котором должен был заботиться, не в самых лестных фантазиях. Этим утром, еще восседая за своим столом в кабинете компании, он придумал прекрасную стратегию для укрепления их позиции на китайском рынке. Совсем недавно он отправлял копии плана компании на расширения в других сферах производства, одному старому другу своего отца. Тот был согласен ввести свою фирму в их состав, если Минсок женится на его старшей дочери, которая, кстати, была кореянкой. Парень обдумывал это предложение все это утро, толком даже не работая, хотя бумаг на столе не убавлялось ни на листок, но все-таки принял решение. Он должен был сохранить эту компанию во имя отца, это было жизненно необходимо для него сейчас. А теперь здесь появляется младший брат, к которому он и так испытывает смешанные чувства и говорит о том, что любит его. Принять его чувства – значит, отказаться от развития компании, предать все существовавшие традиции и запреты на инцест, а еще и принять  как факт нетрадиционную ориентацию, которой, Минсок, кстати, никогда не отличался. Отвергнуть чувства младшего – значило бы разорвать какие-либо отношения с ним, выдворить его обратно в родительский дом, перестать видеться… да и вообще пустить устоявшуюся жизнь под откос. Снова привыкать к пустой квартире, снова безнадежно пытаться найти чужую улыбку где-то на кухне, пока тебе делают завтрак. Но по-другому нельзя было. Сюмин чувствовал, что меж этих двух решений нет той самой нужной золотой середины. Он безумно боялся обидеть Луханя, больше всего на свете ему не хотелось причинить тому боль, но будет враньем, если он примет его признание… ведь если потом это раскроется, то будет только хуже. Проще же сразу сказать как есть, да? А еще лучше сделать вид, что тебе противно только от одной мысли, что ты можешь целоваться с каким-то парнем, обжиматься по углам, да и вообще инцест это прерогатива для ущербных людей.
Некогда здравомыслящий Сюмин тяжело вздохнул и прикрыл глаза. «Он никогда не простит меня за это, но он прекрасно понимает, что у нас не может быть какого-либо будущего… я вряд ли смогу ему дать то, чего он хочет», – мысленно настроил себя мужчина и диким рыком отшвырнул тарелку куда-то в сторону. Послышался звон разлетающихся по полу частей посуды. Лухань, не ожидавший этого, подскочил на месте и тут же попятился в сторону дверного проема. Минсок взглянул на него, гневно сжимая кулаки. «Я не хотел этого, Лухань», – последнее, что пронеслось в его голове, прежде чем он позволил себе играть на публику.
– Это немыслимо. Ты понимаешь? Ты вообще следишь за своими словами? Я очень надеюсь, что это какая-нибудь жестокая шутка, которой ты решил мне усложнить жизнь, – его голос звучал твердо и с толикой раздражения. Ему нужно было показать, как он относится к этой ситуации, но если бы все было так просто. Если кто-то когда-нибудь узнал бы, что он состоял в романе с собственным младшим братом… пошли бы слухи, его не задумываясь, выпнули из собственной же компании, семья бы отвернулась от них обоих. И что было бы тогда? Что за жизнь ждала бы их обоих? Минсок сейчас лишь уповал на то, что Лухань сможет понять это, сможет как-то пережить это, ведь здесь наверняка всего лишь влюблённость. Ни о каких серьезных чувствах не могло быть и речи. – Я не понимаю, я похож на гомика, по-твоему? Да и ты сам вроде не похож. С чего ты взял, что я смогу нормально отреагировать на такое признание со стороны брата? Да еще и младшего. Нет-нет-нет, я отказываюсь даже принимать то, что я слышал, – внутри неприятно больно кольнуло. Сюмин приложил ладонь к груди и тяжело вздохнул, морщась от боли. Увидев, как младший молча подорвался в его сторону, он вытянул другую ладонь, призывая того остановиться. – Нет, хватит с тебя, ты и так мне помог, – если бы Минсок мог просто подойти, встать на колени и долго вымаливать у младшего прощение за этот цирк. Если бы он только мог принять его слова, и если бы он только мог наобещать тому, что они будут счастливы. Это реальный мир, добро пожаловать, а чего здесь можно еще ожидать? «Я ведь тоже влюблён в тебя, Лухань», – пролетает в его голове мысль и он зажмуривается сильнее, снова хватаясь ладонью за спинку стоящего стула и отшвыривая его куда-то к стенке. Это могло быть похоже на внутреннюю битву Минсока с самим собой. С одной стороны ему было невыносимо от того, каким он сейчас показывается перед Луханем, ведь младший не заслужил того, что он сейчас творит. Он всегда будет для него ребенком, младшим, о котором нужно заботиться. А теперь он должен заставить того разочароваться в Мине, чтобы уберечь от непоправимой ошибки. «Тебе будет легче пережить это, чем то, что потом будет с нами», – с сожалением отмечает про себя Сок. – Убирайся из моей квартиры, – Минсок может поклясться, что он готов прямо сейчас забить на все правила и просто прижать к себе Ханя, остаться с ним здесь, бросить работу и просто сидеть здесь, на кухне, обнимая его… Но это ради его же блага. – Хотя нет, не трудись, я сам уйду, – он кое-как цепляется ладонью за стену и выходит из кухни, грубо задевая младшего плечом так, что тот был вынужден отойти на пару шагов назад, чтобы не упасть.
У Минсока разрывается сердце. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь ему придется творить с чужой жизнью такое. Ему все равно, как будет жить теперь он, куда теперь денется и что с ним будет. Его волновал только Лухань, которому он сейчас причинил столько боли, что расплатиться за это он не сможет даже до конца своих дней. Глаза предательски становились влажными, заставляя мужчину поспешно стереть любые намеки на слезы. Он стоит уже в коридоре, надевает обувь и хватает пальто с бумажником и наскоро выбегает из квартиры, даже не закрыв за собой дверь. На улице жестокий и невероятно холодный для этого места январь, сопровождаемый каким-то противным и холодным дождем. Минсок стоит у подъезда в свой дом и цепляется за мокрые перила, с силой зажмурившись. Боль в сердце не утихала, не помешала бы пара таблеток какого-нибудь болеутоляющего, но возвращаться наверх уже нельзя. К тому же, дождь, кажется, набирал обороты, рискуя превратиться в настоящий ливень… Это могло грозить Соку воспалением легких, учитывая, что он даже не торопился застегивать пальто. Но его сейчас волновало совсем не это. Сюмин спохватился, когда в голову пришла мысль, что Лу может последовать за ним. Он тут же сорвался с места и побежал к ближайшей остановке. Свою машину он брать не стал, не хотелось. Сейчас ему нужно было смешаться с толпой, может быть теперь так будет лучше? Может и эта «влюблённость» пропадет? Мин молил бога, чтобы Хань смог простить его когда-нибудь за этот поступок. Минсок читал про себя все известные ему молитвы о том, чтобы младший остался таким же добрым и отзывчивым, чтобы он ни в коем случае не превратился в черствого и жестокого человека, благодаря его же словам.
Спустя полчаса Минсок уже покупал билет на ближайший рейс до Сеула. Он решил, что уедет вот так, без вещей, благо, что паспорт всегда находился во внутреннем кармане пиджака. Денег на карточке было предостаточно, а потому оплатить покупку билета не составило особо труда. Сейчас он сидит на одном из многочисленных пустых сидений и ждет своего рейса. Его вылет должен состоять через 25 минут, за это время Минсок мог успеть передумать и вернуться обратно в свою квартиру, вернуться к Луханю и все исправить, а потом поменять мнение обратно, мол, он поступил правильно, так нужно было сделать. Перед глазами все чуть ли не двоилось, и сильный духом Минсок позволил дать себе трещину. Он позволил себе расклеиться, он позволил себе проронить эти слезы. Он ошибался, он никогда не был сильным человеком. Сильный человек никогда бы не поступил так, как он сделал это сегодня с Ханем. Сильный человек не сидел бы и не ронял слезы понапрасну, трусливо сбегая в другую страну, лишь бы не видеть лица младшего перед собой. Мужчина судорожно провел пальцами по щекам, стирая мокрые дорожки со слегка полных щек. Он закрыл лицо обеими ладонями и просто ушел в себя. А кода соизволил вернуться в мир, женский голос объявлял посадку на нужный ему рейс. «Ты жалкий трус, Ким Минсок. Ты сломал жизнь не только себе, но и дорогому тебе человеку, а теперь бежишь от него», – он снова тяжело вздыхает под нескончаемый поток мыслей о самокопании и медленно двигается в нужную ему сторону. Теперь он конченный человек. Будет лучше, если он больше никогда не вернется в Китай. Хорошо, что хоть у него был хороший помощник, на которого можно было бы свалить всю работу в Пекине, пока тот снова будет обустраиваться в Корее.