KIM JIWON

^♪♫
ким дживон ▲ 26 ▲ охотник
— Название способности: метаморфизм — способность менять свою внешность.

Я нахожусь в какой-то маленькой комнатке. Настолько маленькой, что, кажется, стены вот-вот начнут давить на меня. Они выкрашены в какой-то омерзительный светлый цвет, которому я даже если захочу, не смогу подобрать название. Передо мной сидит мужик средних лет, а рядом с ним камера на штативе. В руках он держит какую-то папку, сосредоточенно просматривает страницы, а я не знаю куда деть свой взгляд – хочу поскорее свалить из этого места.
– Итак… – наконец-то изрекает он, обращаясь, видимо, ко мне. Я даже не удостаиваю его своим взглядом. Этот мудила даже не знает, как меня зовут. - … Ким Дживон, верно? Расскажи нам все с самого начала. Мы должны задокументировать это и заполнить кое-какие пробелы в твоем досье, – закатываю глаза, а затем все-таки обращаю свой взгляд прямо в объектив камеры, устраиваясь на неудобном железном стуле поудобнее.

Меня зовут Ким Дживон, мне двадцать шесть лет, я родился в Сеуле. Мои мать и отец также выходцы этого «славного» города. Они познакомились, когда обоим было уже за тридцать, так что они очень быстро начали преследовать цель завести ребенка. Спустя два года после их помолвки родился я. Моя семья ни в чем не нуждалась. Денег всегда было достаточно – две зарплаты покрывали любые счета так, что оставались даже средства на посторонние расходы. Моя мать была художницей, насколько я знаю, довольно известной. Так что иногда ее картины покупали по достаточно высоким ценам. Отец же держал свой ресторанчик рядом с центром, это место вроде как тоже пользовалось популярностью. Я рос в атмосфере любви и заботы. Мне всегда всего хватало, я не был привередливым ребенком, многого не просил. Потом мать мне рассказывала, что я всегда был слишком упертым. Наверное, эта черта – моя визитная карточка. Сколько себя помню, стоило взяться за какое-то дело – всегда доводил его до конца, даже если на моем пути вставали сплошные трудности. Я не из тех, кто будет убегать при виде любого препятствия, скорее, из тех, кто сотрет его в порошок, что хорошо помогало мне в дальнейшей жизни.
Я никогда особо не был активным и общительным. Друзей у меня было не так много, но они были. В школе я многим не нравился, потому что вид у меня был несколько суровый, если вы понимаете, о чем я. Такие дети, как я, обычно вырастали в каких-нибудь крутых парней в кожанках, с сигаретами за ухом, да с бутылками пива за пазухой. Я частенько любил поиграть с окружающими. Частенько любил притворяться тем, кем не являюсь. Друзей часто подначивал на различные авантюры, где я исполнял главную роль. Притворится сыном большой шишки – пожалуйста, выведать имя шефа полиции и сделать вид, что ты его родственник – без проблем. Я хорошо умел подражать людям, животным. Всегда знал, как и где надо приглушить голос, как подделать акцент и прочее. Наверное, родители мне сулили будущее известного актера или кого-то вроде того… даже жаль было их разочаровывать. В общем, из-за этого со мной многие не общались, и я не скажу, что эта ситуация как-то переменилась в будущем.
В целом школьные времена не имели для меня какого-то особого значения, которое мне пытались привить все вокруг: учителя, родители и прочие взрослые. Я не понимал, что именно школа должна мне дать, потому что стоит только взглянуть в окно – там же столько всего интересного, столько всего неизведанного, а тебя заставляют сидеть в душном классе, да писать часами какие-то конспекты. Это было просто не для меня. Когда мне исполнилось тринадцать, ресторан моего отца прогорел. Несмотря на то, что место было популярное, его положение было почти бедственным. У матери дела обстояли не лучше – вдохновение штука опасная, эфемерная, неуловимая. Она месяцами сидела напротив мольберта, пытаясь родить очередной шедевр. Я видел каждую эту попытку – обычно она заканчивалась разорванными ватманами. Я, наверное, понимал ее, ведь она пыталась делать что-то против ее воли. А такую «воздушную» вещь насильно не призовешь. Она пыталась рисовать в силу таланта, но эти картины обычно складировались на чердаке, продать их было очень сложно. Словом, обстановке в семье была не ахти какой. Все начало катиться куда-то вниз. Вместе с моими родными тонул и я сам.
Где-то в четырнадцать я внезапно открыл в себе талант – воровство. Попробовав несколько раз, я понял, наверное, что это мое призвание в каком-то смысле. К тому времени я уже часто прогуливал уроки, получал тройки на тех, на которых то и дело просиживал задницу. Мать переживала за мое состояние, за мою «душу», как она говорила. Она беспокоилась, что я мог вырасти в бандита. Мама-мама. Я врал ей бесчисленное количество раз, рассказывая, как прошел день в школе, с кем я говорил, о чем говорил, с кем гулял. Она никогда не проверяла мои сотканные наспех речи, всегда верила мне. Может быть, потому что я был действительно неплохим актером? О своем тайном хобби я никому не рассказывал. Не видел смысла, да и не хотелось, чтобы родители каким-то образом прознали. Поначалу я воровал по мелочи: кошельки, часы, различные безделушки вроде брошек. И каждый раз проходил, словно по плану – ни лишнего взгляда в мою сторону, ни крика – никакой реакции. Никто не подозревал меня, пока однажды ко мне не подошел парень лет восемнадцати. Он заявил, что видел меня несколько раз, так что его привлекло мое мастерство, что в те года мне действительно льстило. Отсюда, наверное, и началась основная часть моей жизни.
Этот парень привел меня в уличную банду, которая специализировалась на грабежах. Поначалу мне не верилось, что меня решили сделать частью этого. Не укладывалось в голове, что я буду заниматься этим по-настоящему, исполнять работу, получать за это деньги. Я был еще мал и юн, чтобы делать что-то серьезно. Поэтому да, мне было страшно и стремно от того, что впервые мне придется красть нарочно.
В итоге, спустя год я бросил школу, окончательно испортив этим отношения с отцом. Несколько раз он грозился выкинуть меня из дома, когда я пропадал ночами, не объявляясь дома. Моя первая кража по наводке состоялась весьма успешно, так что я был принят в банду с распростертыми объятиями. Наверное, от меня было много толку в силу возраста – невысокий, незаметный, маленький. В любом случае мое занятие все еще было тайным, хоть и теперь уже опасным. Поскольку рос я как на дрожжах, меня частенько начинали брать на взломы квартир, так что после подобных вылазок я научился взламывать дверные замки [после первого взлома я долго тренировался на замках различных видов, так что можно сказать опыта в будущем у меня было предостаточно]. А спустя еще какое-то время мой ассортимент инструментов взломщика пополнился довольно неплохо. У меня действительно был талант, как оказалось. Причем, я годился для совершенно любой работы в этой сфере. Я вполне удачно прикидывался хозяином квартиры, потому что я, наверное, был единственным, кто умудрялся как-то узнавать лишнюю информацию о владельце объекта, применяя ее в будущем. Словом, у меня всегда все было схвачено. Эта банда стала для меня всем. Эти ребята заменили мне моих друзей, став настоящей опорой в жизни, поскольку с родителями в силу переходного возраста я ссорился чуть ли не каждую секунду.
Спустя же еще год наша банда начала работать не только над грабежами. У нас был свой посредник, свой человек, который раздавал задания и своеобразные «контракты». Однажды он предложил подстраховать одного курьера. Курьера сами понимаете чего, который должен был доставить груз в положенное место. Работа казалась довольно простой, так что мы согласились даже не думая. Зная мои пристрастия к поиску информации, мне запретили рыть под это дело, но что-то мне подсказывало, что все не будет так просто. И я был прав. Когда мы вернулись с этого задания, мы потеряли одного члена банды, чья жизнь была отобрана, чтобы защитить того блядского курьера.
Благодаря тем средствам, которые мне удалось скопить, я съехал от родителей в какую-то свалку, присмотрев там однокомнатную квартиру. Район был не самым лучшим, но зато первое жилье, самостоятельная жизнь. Я порвал контакты с родителями окончательно, встретив отцовское негодование по поводу того, что я свою жизнь слил в унитаз. Что ж, по крайней мере, ему не пришлось вытаскивать меня из полицейских участков. Мне было жалко мать, но по мере взросления у нас не осталось ничего общего. Она не могла остановить наши ссоры с отцом, я понимал это. Так что уйти из семьи для меня было лучшим вариантом, учитывая, какое будущее я для себя выбрал. Мне было восемнадцать. Я продолжал зарабатывать на жизнь, трудясь вместе с бандой, выполняя с каждым разом все более сложные контракты. Эти люди стали для меня новой семьей, но даже она изжила свое.
Когда мне стукнуло двадцать два, наша банда распалась окончательно. У каждого были свои собственные мысли на счет нашего общего будущего. Кому-то хотелось удариться в наркокурьеры, кому-то хотелось в триады. Меня же устраивала профессия вора, так что когда мы разошлись, я твердо решил, что и дальше буду заниматься этим. И я начал работать в одиночку, сохранив контакт с заказчиком. Он по-прежнему выдавал контракты, а я по-прежнему вламывался в чужие квартиры и обчищал сейфы. В каком-то смысле мне было проще одному. Когда мы работали группой, были свои минусы. Но когда ты один, все эти минусы не значат ничего, потому что ты заботишься только о своей собственной заднице. Я знал, когда нужно было остановиться, знал, где не стоит оставлять своих следов. Мне стало проще действовать в разы, но все-таки недостаточно, раз я сижу здесь и выворачиваю свою жизнь наизнанку, общаясь с видеокамерой.
Я не шибко переживал из-за того, что я лишился друзей. Вообще без людей рядом мне всегда было проще. Я умею работать в команде, но я привык полагаться только на себя. Я прекрасно знал, что стоит пойти чему-то не так – каждый сам за себя. И работая в одиночку последующие несколько лет, я усвоил это правило, как никто. Но в своих кругах мне удалось завоевать кое-какой кусок славы. Я был довольно известен, так что и мои контракты со временем набирали более высокую цену. В двадцать четыре года я перебрался в квартирку пообъемнее. Мне уже не приходилось экономить на чем-либо, но я старался не выделяться своим образом жизни. Старался сохранять неприметный образ. Днем я занимался различными повседневными делами вроде курсов боевых искусств, к коим я пристрастился. Я пропадал по несколько часов в тирах, учился обращаться с оружием. Все-таки, согласитесь, приятно знать, что ты можешь за себя постоять, в случае чего. Только вот жаль, что от вас мне ни один прием не помог. Ночью же я выполнял различные заказы, срубая за несколько напряженных часов в довольно опасной обстановке баснословные суммы денег.
Но все-таки что-то пошло не так. Год назад что-то произошло с моим заказчиком. Его до сих пор не нашли, но зато все разом стали искать меня, несмотря на то, что кроме меня он работал еще с другими ворами. Мне удавалось самому находить добычу уже с целью наживы, но меня немного смущало, что за мной попятам гонялась полиция, уж не знаю, как им удавалось меня выслеживать. А потом… зимой произошло то, что изменило мою жизнь, хотя вы и так в курсе, верно? В один ясный февральский день меня накрыли. Вот так просто. Застали во время тренировки в моем излюбленном уже тире. Предоставили несколько статей, которые я нарушил, рассказали о моих правах, наставили еще на мое лицо несколько стволов. А затем явились вы с предложением избавить меня от моих проблем, если я буду работать на вас. У меня не было особого выбора, так что я согласился. Еще взрыв этот на окраине Сеула несколькими неделями ранее… Я не особо вник в создавшуюся ситуацию в городе, мне просто рассказали, в чем состоит моя работа, рассказали, что мне предстоит пережить и то, что мне придется ловить особенных людей. 
Когда же я поставил несколько своих подписей на ваших бумагах, меня заразили этой дрянью, вирусом, предупредив о том, что возможно я выживу, попав в счастливые 80%, а возможно нет. Я не буду вдаваться в подробности тех убогих двух дней, когда меня жутко лихорадило, вы и так знаете, через что проходят зараженные, ведь вы неплохо за ними приглядываете, когда вводите вирус в чей-то организм. Видимо, судьба сжалилась надо мной – я все-таки не стал исключением, попав в выжившие. А после получил эту сыворотку, с помощью которой я теперь в состоянии контролировать свою способность. Довольно забавно вышло, что мне досталась способность менять внешность, словно бы этот вирус знал, чем я занимался всю жизнь, будто бы он пересчитал меня по каждой клетке, составляющей мой организм. А дальше, собственно, как и все до этого, вы знаете.

Откидываюсь на спинку все еще неудобного стула, скрестив руки на груди. Мужик выключает камеру, чиркает что-то на листке, а затем, прихватив с собой штатив поспешно выходит из комнаты, будто бы ему находиться со мной наедине также неприятно, как и мне. Цокаю языком, а затем принимаюсь шарить руками по карманам в поисках телефона. Привычка. Ухмыляюсь, а затем начинаю пялиться в потолок, встречаясь с большим зеркалом надо мной. Мои глаза тут же меняют цвет на черный, заполняющий и белок заодно… надо не забыть принять сыворотку.