в моей квартире всегда темно и тихо,
неровные поверхности покрыты изломанными тенями и толстым слоем пыли,
на полу смятые комки бумаги, на которых ночами я пишу о своей жизни.

Джонни заебался. В зубах зажата сигарета, одной рукой он поправляет спадающую на глаза челку, а другой спешно перелистывает страницу очередной книги по истории искусств. Он пробегается взглядом по строчкам, а когда он амечает, что перепачкал пальцы в пепле [впрочем, как и страницы], выругивается и отбрасывает надоевшую книжку в сторону, предпочитая встать из-за стола и отправиться докуривать к окну. Он устраивается на широком подоконнике – единственном месте, где можно удобно устроиться, не считая матраца на полу, где Ёнхо спит.
Жизнь с самого начала не задалась для Джонни – так он думает сейчас. Он припоминает моменты детства и понимает, что с ним что-то было не так уже тогда, а может быть, это просто окружение двинулось. Он помнит свою жизнь в Америке, размыто помнит улицы Нью-Йорка, о которых теперь напоминают лишь голливудские фильмы. Мать Ёнхо была старше своего мужа на целых десять лет, что, порой, заставляло их общих друзей и знакомых шептаться за спинами. Женщина представляла из себя уже состоявшуюся бизнесвуман, которой шел уже четвертый десяток лет, а ее мужу было всего двадцать шесть на тот момент, когда они поженились. Она – коренная американка из непримечательной семьи, коих много, а он – кореец, переехавший в Америку под гнетом своих родных, сбежавший в надежде устроить свою жизнь. Многие пророчили слишком быстрый распад семьи, и здесь они попали в самую точку. Спустя год брака женщина забеременела, а родив ребенка, предпочла оставить его молодому отцу, помахав напоследок рукой. Джонни до сих пор не знает, что двигало этой женщиной и какими мотивами она руководствовалась, но он предпочел списать все на простое «потому что она сука», полностью отстаивая правоту отца и по сей день.
Мужчине было тяжело и морально и физически растить ребенка в одиночку, но он старался. Несмотря на то, что все теперь уже бывшие друзья не отвечали на его звонки и не звонили сами, естественно уйдя на поводу его теперь уже бывшей жены, он не падал духом, хотя, по сути, оказался в гордом одиночестве. И единственным, кто у него остался – был Ёнхо, который с того момента обрел корейское имя [отец посчитал, что прививать традиции его культуры не будет лишним для ребенка]. Джонни рос довольно тихим. Он всегда держался в стороне от других детей, с людьми контактировал лениво и нехотя, вынужденно. Играм со сверстниками он предпочитал одиночество и книги, которые были его лучшими друзьями. К слову, в друзьях он не нуждался совершенно – считал, что ему и так хорошо, а если ему и захочется поговорить, то для этого у него есть отец. В школе его не особо задирали, хоть и в жизни парня присутствовали переломные моменты, когда до него докапывались, как это бывает в жизни каждого ребенка. Единственное, чего не мог терпеть Джонни Со, это задетую гордость. Он держался в стороне подальше от всех специально для того, чтобы не иметь с кем-либо точек соприкосновения. Он не рассказывал никому о себе, чтобы никто не знал о его слабостях и не мог его задеть. Но от сверстников трудно что-либо утаить. И к нему начинали придираться, заваливая лживыми фактами про его мать. Он терпел. И эту терпению пришел конец, когда в ход пошли слова про отца – это был тот случай, когда чужие слова точным ударом в сердце выбили его из колеи. Парня, которого он избил, пришлось госпитализировать на месте, а директор школы настояла на том, чтобы парню назначили встречи с психологом, естественно взяв с отца честное благородное слово, что подобных инцидентов больше не случится [Ёнхо до сих пор не знает, как отцу удалось сохранить его место в школе]. Идти на контакт с чужой женщиной, которая была призвана копаться в его душевном равновесии, откровенно не хотелось. На элементарных вопросах вроде «что ты чувствуешь?», «расскажи о себе», «что тебе нравится?», Ёнхо хотелось просто уйти и хлопнуть дверью. Первые несколько сеансов он молчал, но из-за уговоров отца, который просил его поговорить с психологом хоть о чем-либо, он сдался. Отец был единственным человеком, к мнению которого он прислушивался и которому был готов уступать, так что он согласился на эту просьбу.
Джонни выбрасывает окурок в форточку, утыкаясь лбом в оконное стекло. Холодно. В какой-то степени это его отрезвляет, а в какой-то морозит настолько, что он еле находит в себе силы сдвинуться с места, поскольку лишние несколько минут пребывания на таком сквозняке грозят простудой, как минимум. Парень опускается на пол, прижимаясь спиной к теплой, почти горячей батарее, которая кое-как спасает его небольшую студию, которую сложно назвать квартирой в принципе, от холода. Ёнхо заебался. Взгляд цепляется за брошенный учебник, а затем за входную дверь. На улицу он решает не идти только из-за дикого холода, покидать свою конуру не хочется ни в какую, хоть и проветрить голову ему бы явно не помешало. Джонни тяжело вздыхает, меняя положение с сидячего на лежачее. Он устремляет свой взгляд в белый потолок со слегка треснувшей штукатуркой, которая вот-вот начнет сыпаться. Когда-то все действительно было неплохо.
Когда Ёнхо исполнилось 14, семья Со решает переехать в Южную Корею [инициатива, естественно, исходила от родителя]. В город под названием Инчхон, откуда был родом его отец. Проживание в Америке казалось мужчине более затратным, да и свою родную страну показать сыну ему также хотелось, поэтому спорить с отцом Джонни не спешил. Покидать Нью-Йорк было тяжело, несмотря на то, что парню не особо здесь нравилось. Ему не нравились люди, не нравилась слишком жирная еда, он также ненавидел работу отца, на которой тот пропадал почти целыми сутками. Этот город не казался ему приветливым, а сам парень и не спешил отвечать взаимностью, предпочитая оставаться нейтрально [читай: враждебно] настроенным. Даже несмотря на все эти аспекты, идея уехать в другую страну казалась Джонни безумной. В первую очередь настораживал языковой барьер, который напрягал его больше всего остального. Отец, конечно, учил парня некоторым словам и фразам на корейском языке, но этих знаний было явно недостаточно для полноценной жизни в чужой стране. Инчхон встречает семью Со порывистым ветром с небольшой примесью соли, а также темными тучами над крышами высоток. Джонни даже допускает мысль о том, что, возможно, ему удастся найти общий язык с этим городом – у них уже было нечто общее. Приспосабливаться к жизни в чужой стране было не особо тяжело, на удивление. Ёнхо справлялся с возникавшими по ходу жизни проблемами самостоятельно, а иногда при помощи отца. Найти дешевого репетитора по корейскому языку было также просто. Проблема с языковым барьером быстро улетучивалась, а вместе с ней и желание контактировать с новыми одноклассниками [Ёнхо действительно шел в новую школу с настроем завести друзей]. Люди здесь оказываются еще более неприветливыми. Некоторые косились на него так, будто он прилетел с другой планеты, кто-то показывал пальцем, а от бесконечного шепота за своей спиной Джонни устал уже спустя неделю. Пытаться что-то кому-то доказывать не было смысла, да и не в стиле совсем. Ему оставалось лишь терпеть и стискивать кулаки, ломая карандаши под партой так, чтобы никто этого не видел. Ёнхо никогда не был отстающим в классе, скорее даже наоборот, но, несмотря на это, он всегда занимал последние парты, где возможность оказаться в центре внимания была минимальной. Если не считать школы, Инчхон действительно полюбился Джонни. Трудно было объяснить самому себе, что именно его так привлекало, но ему это нравилось. Этого он не чувствовал в Нью-Йорке, ему этого не хватало. В коем-то веке парню казалось, что он на своем месте. Все идет так, как должно быть.
Единственная вещь, которая влечет Ёнхо – искусство, привитое книжками еще в Америке. Поначалу, увлекаясь только историей древнего Египта, он и не представлял, что эта сфера так затянет его. Ему хотелось новых знаний, а поскольку других увлечений и хобби у него не было – книги оставались единственным верным вариантом. К тому же они помогали сдерживать вспышки гнева, которые к моменту переезда в Корею стали проявлять себя чуть чаще, чем обычно. Джонни предпочитал не рассказывать отцу о проблемах с гневом, хотя, ему казалось, что родитель и так был в курсе после того случая в нью-йоркской школе. Но иногда эти приступы было тяжело контролировать. И когда для парня открылась истина, что его действительно успокаивает чтение [пусть и не всегда, ибо сосредоточиться на строчках и смысле текста бывает в таком состоянии весьма затруднительно], тот или иной томик «малой истории искусств» теперь всегда был под рукой. Вопрос о том, кем стать в будущем вставал неоднократно. Поначалу Ёнхо маялся, не зная, что ответить отцу. Мужчина, естественно, изъявлял свои желания о хорошей и востребованной работе вроде врача или юриста, но это было совершенно не интересно для Хо. Так что когда ему исполнилось 15, и этот вопрос вновь поставили перед ним, из его рта вырвалось лишь кроткое «искусствовед», вызвавшее улыбку на лице отца – его удовлетворил этот вариант. Несмотря на проблемы с общением, Джонни обладал хорошо подвешенным языком. Новая информация хорошо им усваивалась, так что с пересказами на уроках проблем не возникало. Даже когда ему задавали какой-то посторонний вопрос, не касающийся темы, Ёнхо всегда было что сказать. И он действительно умел подать свои знания правильно и доступно для каждого слушающего. Возможно, именно это привело к неожиданному пониманию со стороны новых одноклассников в уже высшей школе.
От воспоминаний по коже бегут мурашки. А может быть, из-за противного январского холода, проникающего под одежду и игнорирующего тепло батареи, таким образом, перебивая его. Джонни нехотя ползет до матраца, который давно уже заменил ему полноценную кровать – ему большего и не нужно. Накрывается одеялом с головой, кутаясь так, чтобы этот противный холод не продувал его маленькое убежище. За какие-то несколько минут ему становится хорошо. И это все, что он сейчас может сделать для собственного удобства – просто лежать вот так, накрывшись одеялом и размеренно дышать, пока не станет невыносимо душно. Где-то на столе у противоположной стенки студии вибрирует телефон, разрезая тишину. Ёнхо не хочет отвечать, а если не хочет, значит, не будет – в его мире все просто. Он никогда не делает того, чего не хочет. Не говорит слов, которые не нужно говорить. А если его спрашивают «только честно», говорит всю правду. Все предельно просто. Джонни утыкается носом в подушку и старается дышать как можно реже. Воспоминания разрывают его противоречиями.
И вновь новые люди. Только теперь уже более взрослые и более умные. 17 лет – возраст, который дает Джонни осознание того, что он действительно взрослеет, хотя на его взгляд, он абсолютно не поменялся с того момента, как переехал сюда. Поступление в высшую школу дается ему легко, так что его зачисляют в ученики без всяких проблем. В отличие от средней школы, высшая встречает его с распростертыми объятиями. Уже в первый день с ним умудряется познакомиться чуть ли не десяток человек. Это ново и… странно. Ёнхо не привык к такому вниманию со стороны, но он охотно идет на контакт, в коем-то веке думая, что его жизнь наконец-то начинает заполняться теми вещами, коих у него не было несколькими годами ранее. Он начинает открывать в себе то, что иногда ему нравится, когда к нему обращаются за советом по тому или иному предмету, а может быть, и просто в другой какой сфере. Ему нравится, когда его зовут Джонни и говорят, что это круто, что у него есть второе американское имя. Он наконец-то улыбается. Впервые, возможно, за свою жизнь, он шутит с людьми, которые когда-то были для него никем, и на которых он не обратил бы внимания, если бы те не сделали первый шаг в его сторону. В каком-то смысле Хо благодарен им за это, ведь они дарят ему те эмоции, которых тот не испытывал уже очень давно.
Настоящим испытанием в жизни Ёнхо становится первая влюблённость. И это приносит ему столько проблем, что это вгоняет его в жесткую депрессию, потому что его как-то угораздило влюбиться в парня. Это аморально, это не так, как должно быть, это ненормально – думает Джонни, стараясь как-то подавить мысли о том, что ему хочется прикасаться к своему однокласснику. Это давит на подкорку мозга так сильно, что ему кажется, что голова вот-вот готова взорваться. О том, чтобы раскрыть себя и речи быть не может. Поэтому вполне естественной реакцией на подобные мысли [как думает сам Джонни] становится то, что он вступает в отношения с одной из своих новых знакомых. Девушка кажется ему вполне себе милой и не слишком надоедливой, так что данный период даже в какой-то степени начинает ему нравиться. Он не понимает, в какой именно момент начинает настолько меняться, чтобы начать встречаться с девушкой только потому, что в его голове превалирует количество мыслей об одном парне. Ёнхо думает, что лучше умереть, чем рассказать кому-то о том, что он действительно чувствует. Но никто его ни в чем не подозревает: все вокруг подшучивают над его стремительно развивающимся романом, пусть и не со зла, и, кажется, ничего не замечают. Джонни подыгрывает им, смеется сам над собой, целует свою девушку, а в груди тем временем разрастается самая настоящая черная дыра, поглощающая внутренности без остатка. Она поглощает самого Хо, все его истинные эмоции, истинные мысли и чувства, которые отныне он не в праве показывать остальным. Он и так является не особо общительным, предпочитая больше слушать, чем говорить, но то, что теперь ему приходится лгать самому себе, лгать девушке, которая в него, очевидно, влюблена, а также новоиспеченным друзьям, которых терять теперь не особо хотелось, начинает вгонять его во все большую депрессию. Их отношения длятся уже несколько месяцев и, несмотря на это Джонни терпит, не подавая виду, что что-то не так. Даже если в его взгляде проскальзывает что-то вынуждающее задать вопрос, в порядке ли он, Ёнхо тут же улыбается и качает головой, заверяя, что все хорошо.
И действительно хорошо все становится тогда, когда объект его воздыханий признается ему в любви. В какой-то момент Джонни кажется, что все это происки дьявола или просто какая-то шутка, что его решили развести. Что кто-то прознал про его гейские наклонности и теперь пытается скомпрометировать. Мания преследования заставляет Ёнхо послать парня куда подальше, но позже вечером он получает большое сообщение о чужих чувствах. Эти слова кажутся ему правдивыми, хоть сам он себя никогда не считал настолько доверчивым, чтобы верить чужим словам, отправленным в социальной сети. Это глупо, неразумно, но Джонни не находит правильных аргументов, чтобы остановить себя, отвечая на чужое сообщение своими впервые за несколько месяцев откровенными и в коем-то веке искренними мыслями.
Ёнхо выбирается из-под одеяла, тяжело вздыхая и сдувая пряди волос с переносицы. Воспоминания о своей первой любви, которая ударила сразу в самое сердце, оказавшись далекой от традиционной, проносятся противным холодком по спине, заставляя парня сменить положение. Ему кажется, что тогда все было действительно честно… впервые в жизни ему хотелось любить и дарить свою любовь, хоть и в то же время он чувствовал себя настолько уязвимо, что он даже потерял уверенность в своем непроницаемом виде. Ему было тяжело скрывать ото всех свою истинную радость, потому что на его чувства ответили, они оказались взаимными, и он теперь тайно мог встречаться с парнем, которого он желал несколько месяцев. В противовес этому маленькому счастью стояла всепоглощающая боль, потому что ему приходилось обманывать свою девушку, друзей, а также отца, представляя ему своего избранника, как лучшего друга. Это поведение было ему совершенно не свойственно, это вскружило ему голову, переломило его, перестроило настолько сильно, что тот забыл, что рано или поздно любая ложь всплывает на поверхность. Снова хочется курить, но выбираться из-под одеяла в данный момент кажется для Ёнхо смертельным номером.
У этого «тайного романа» не могло быть счастливого конца. Он закончился также стремительно, как и начался. Джонни силится забыть весь тот ужас, который происходил после того, как их с тем парнем разоблачили. Он также предпочитает не вспоминать резко воздвигнутые стены между ним и одноклассниками, сквозь которые пробиваться не было смысла. До конца обучения в этой школе оставалось всего четыре месяца. Ёнхо принял решение терпеть до победного, а что будет дальше – его уже не так заботило, поскольку впереди была учеба в университете, где все должно стать по-другому. Единственное, чему учится Джонни за эти два года, так это тому, что люди ему не нужны. От них все проблемы. Влюбляешься в кого-то – проблемы. Дружишь с кем-то – проблемы. Враждуешь – проблемы. Ёнхо достаточно обжигался за свою жизнь, а это событие становится для него финальным. Он решает, что больше не будет пытаться. Этот момент чудом обходит его отца стороной, так что историю о том, что «Джонни Со сосался с его одноклассником на виду у своей девушки», тот не слышал. Ёнхо дичайшее стыдно перед своим родителем, поскольку меньше всего хотелось разочаровывать его. Ведь тот все еще оставался для него самым авторитетным человеком на этой планете, единственным человеком, которому можно доверять.
Факультет искусств в инчхонском университете кажется спасательным кружком для Джонни. Подготовка к поступлению занимает практически большую часть его мыслей, и это хорошо – это отвлекает от той трясины, в которой увяз Ёнхо. Поэтому когда его зачисляют, с души срывается неимоверно тяжкий груз. Трудно сказать, почему именно. То ли оттого, что ожидания парня, наконец, оправдываются, то ли оттого, что теперь его ждет совершенно новая жизнь, среди новых людей, вдали от тех мест, где ему пришлось пережить достаточно боли. Армию удается отсрочить на время обучения в университете, так что дальше было лишь дело за малым – учиться, никого не трогать и жить себе спокойно. Слишком гордый своим сыном отец дарит ему небольшую студию неподалеку от университета, нехотя отпуская сына во взрослую жизнь, где теперь тому предстояло жить одному. И Ёнхо принимает этот подарок с достоинством, благодаря отца словами «я тебя не подведу». Однокурсники в какой-то степени радуют Джонни тем, что не лезут к нему. На него вообще никто не обращает внимания, все настроены вполне нейтрально даже тогда, когда Ёнхо набирается смелости поправить преподавателя по истории, указав на один неверный факт. Лишь пара глаз обращается в его сторону, а когда пожилая учительница соглашается с ним и отмечает его знания, он быстро теряет свой момент славы. И это действительно здорово, потому что он может дышать.
На третьем курсе не меняется абсолютно ничего, кроме небольшого круга людей, который обрастает вокруг Джонни. Он изначально задает темп общения с этими людьми в направлении честности. Ему не хочется, чтобы уже пережитая история вновь дала о себе знать, так что он предельно откровенен с этими людьми, искренне надеясь, что он не зря решился вновь кому-то довериться. Студия, в которую он переехал пару лет назад все еще является его родным домом. Несмотря на то, что Ёнхо часто ищет подработки, чтобы хоть как-то обеспечивать себя, оставшиеся деньги с оплаты счетов он откладывает на что-то важное. О смене жилья он даже и не думает, поскольку ему кажется, что это небольшое место – его место, напоминающее о том, что все-таки в этом мире есть хотя бы один человек, который искренне его любит. Он обставляет эту студию скудно, но уютно, создавая для себя и своего внутреннего «гения» то место, куда действительно ему бы хотелось возвращаться каждый день. Ему удается совместить в одной небольшой, но просторной студии место для сна, небольшое подобие кухонной стойки, а также рабочее место, за которым он большую часть времени проводит над чтением книг по той или иной дисциплине. На любовном фронте все также глухо, ну и слава богу – думает Джонни. Его вполне устраивает отдавать себя людям, которых он может вновь называть друзьями, пусть даже если он не всегда получает что-то взамен. Это все еще странно для него, но он благодарен им за то, что они всегда где-то поблизости, рядом. Он все также молчалив, все также предпочитает больше наблюдать за чужими лицами во время рассказов о тех или иных небылицах, произошедших на ночных улицах Инчхона, все больше смеется над глупыми шутками, пытаясь заставить себя расслабиться и вести себя более развязно. Он работает над собой и пытается поменяться, хоть это и дается ему с трудом. И жизнь снова в коем-то веке кажется ему размеренной и спокойной. Но кто знает, как долго это продлится.