Быть ребенком богатых состоятельных людей не так просто, как думают многие. Сунён рос в семье, где было не позволительным проявления слабостей, слез, обид и прочего. Отец с самого детства ясно показывал своему сыну, что тот должен вырасти мужчиной сильным, самодостаточным и достойным наследником [в каждый подобный момент старшая сестра Сунёна – Софи – недовольно фыркала себе под нос]. Маленького Ёна никто не жалел, если тот падал и разбивал себе колени в кровь. Никто не дарил ему успокоительного поцелуя в лоб, когда тот начинал заливаться слезами, потому что ему было больно. Любви от собственной семьи мальчик практически не получал, а потому пытался найти ее у кого угодно. Поскольку отец семейства Квон занимал довольно важный пост мэра города, его редко можно было встретить дома. Мать, погруженная в светскую жизнь, давно присвоила себе статус «львицы» и предпочитала пропадать на всевозможных бранчах и чайных вечеринках вместе со своими подругами, иногда разбавляя их мероприятиями, где она появлялась в качестве опоры и поддержки для своего мужа. Сунён же оставался дома один под чутким надзором своей няни, которую наняли, кажется, в тот момент, когда он только родился. Это была женщина престарелых лет, которая следила за чужим ребенком так, словно это был ее собственный. Именно она прививала Сунёну те качества, о которых семейство Квон, порой, забывало. Она учила мальчика состраданию, учила деликатности и всепрощению. Она говорила, что любить нужно всех и каждого, вне зависимости от того, в каких социальных слоях состоят те или иные люди, как они выглядят, чем живут и что они знают. Маленький Сунён впитывал всю эту информацию, как губка, искренне веря в слова женщины.
Вопреки тем историям, которые обычно показывают в фильмах про богатых, Сунён не ненавидел своих родных. Он любил и мать, которая предпочитала его воспитанию более «важные» дела, отца, который предпочитал вниманию для сына собственную карьеру… он даже пытался любить старшую сестру, которая не особо радовалась его обществу, поскольку была старше него на добрых семь лет, а возиться с младшим членом семьи у нее попросту не было интереса. Семью все-таки не выбирают – это Ён решил еще в самом начале своего пути. Сложно было привыкать, правда, к всевозможным мероприятиям, где наличие семьи мэра города было обязательным. Чем бы ни занимался Сунён, в любой момент в его комнату могла влететь мать и приказать тому начинать приводить себя в порядок, после чего к нему тут же вламывались какие-то люди – стилисты, визажисты и прочие. Ведь наследник мэра обязан выглядеть идеально – там же будут фотографы [обычно так кричала мать практически на весь дом, когда Сунён пытался сбежать от всех этих незнакомых ему людей]. За несколько лет Сунён привык уже к подобному, так что в будущем он уже избавился от привычки оттягивать этот злосчастный момент встречи с неприятно пахнущей косметикой, пушистыми кистями и неприятными коже тканями новой дорогой одежды.
Свои спокойные дни, не отягощенные ничем, Ён предпочитал проводить наедине с собой. Он никогда не был зажатым и стеснительным, скорее наоборот – порой, излишне активным и коммуникабельным. Но это имело свой обратный эффект. Сунён всегда быстро загорался, но также быстро затухал. После активного вечера, где в его жизни присутствовали всевозможные взрослые/дети с одинаковыми вопросами о жизни, ему просто необходим отдых наедине с сами собой. И обычно под рукой оказывалась та или иная книжка обязательно зарубежного писателя, которая помогала скоротать эти редкие часы в одиночестве. Няня прививала ему любовь к сказкам и различным фантастическим историям, тем самым учив маленького Ёна мечтать. И Сунён действительно научился. Запираясь в своей довольно просторной комнате, он устраивался на подоконнике, закутывался в одеяло и читал первую попавшуюся под руку книжку, порой, представляя себя на месте главного героя и мечтая о том, чтобы в его жизни тоже произошли изменения по мановению волшебной палочки. Этими минутами он дорожил, как ничем в своей жизни, поскольку такие моменты выпадали очень редко – в основном вечером, но и сил на данное «лакомство» не всегда находилось, так что парень мог просто провалиться в мягкие подушки и забыться крепким сном.
Сверстники в школе не особо донимали его, скорее наоборот – проявляли к нему слишком активный интерес. Сунёну, будучи сыном известной фигуры, уже порядком приелось внимание к его персоне, поэтому большую часть времени в школе он предпочитал сбегать в какое-нибудь уединенное место, да включать в наушниках что-нибудь громкое. К слову, учился Хоши хорошо [именно в школе ему дали это имя одноклассники, сравнивая того со звездой, что в итоге приклеилось к нему практически намертво], лишних проблем учителям не доставлял – не хотелось нервировать родителей походами к директору – всегда старался быть прилежным учеником. В любых школах рано или поздно находится жертва класса, которую все начинают дружно ненавидеть и задевать всевозможными способами. В классе Сунёна был один такой паренек, которому доставалось чуть ли не каждый день. Поначалу Хоши не хотелось вмешиваться, себе он объяснял это тем, что так он привлечет к себе еще больше ненужного внимания – лишь эгоистично вставлял наушники в уши и утыкался взглядом в собственную тетрадь, вырисовывая те или иные фигуры. Но уже спустя неделю он не выдержал постоянных нападок в сторону того парнишки и все-таки вступился за него – желание помочь оказалось сильнее. Не то чтобы у Сунёна был какой-либо авторитет в классе при его в меру общительности, но этого одного раза было достаточно, чтобы от мальчика отстали. Может быть, дело было в пламенной речи, которую Хоши сочинял на ходу для того, чтобы одноклассники остановились, а может быть, свою роль сыграл статус его отца, ведь никому не хотелось иметь проблем с сыном самого мэра. Да это все было неважно, в общем-то, ведь проблема оказалась решенной, а у Сунёна появился первый лучший друг в свои полные одиннадцать лет.
Взрослеть в социуме, где каждый повернут на своем положении и количестве денег на своем счету в банке, довольно тяжело. Сунён находит все меньше отдачи от собственных родителей, которые считают, что в двенадцать лет их ребенок уже достаточно взрослый для подобных вещей. С днем рождения его поздравляет весь персонал, который работал у них дома ежедневно – в основном это были служанки, повар и «дворецкий» во главе с его нянечкой. Отец в этот момент находится где-то в центре города на какой-то выставке, мать занята планированием очередной акции, а старшей сестре просто пофигу. Хоши понимает, что его семья состоит из излишне занятых людей, а потому все равно не злится на них. Ему достаточно и тех людей, что оказались здесь ради него. Торт, преподнесенный с красивыми свечами в виде цифр 1 и 2, оказывается очень вкусным, а истории, которые тут же начинает рассказывать повар – завораживают, заставляя забыть практически обо всем. Сунёну нравится это общество гораздо больше тех скучных богатых друзей родителей, которые постоянно твердят про какой-то экономический курс, стоимость каких-то валют и прочие занудные вещи. Ему гораздо ближе эти самые люди, которые работают на его родителей, потому что именно они дают ему то, чего не могут дать собственные мать с отцом – любовь, похвала и внимание. Хоши начинает ценить их настолько, что получив хорошие оценки, он начинает бежать к кому угодно в своем доме, но не к матери. Проносясь мимо родительницы с дневником, он бросается практически в объятия своей няни, тут же показывая женщине свои успехи, нетерпеливо перелистывая страницы тетради. Мать, видимо, данная картина задевает, так что уже на следующий день Сунёну сообщают, что его няню уволили.
И подобных разочарований в его жизни было несколько. Когда его предавали собственные родители, заставляя чувствовать себя самым несчастным ребенком на земле. Няня призывала его как можно меньше грустить, но порой Сунёну было просто не остановиться. Ему было проще остаться на весь день в постели, глядя в потолок, изредка моргая и размышляя о том, что его жизнь – полное дерьмо. С постепенным взрослением Хоши понимает, что всему, чему учила его няня – нет места в его жизни, в кругах, в которых он вынужден вертеться. Сунёна влекут книги, ему нравятся истории, и любимыми предметами в школе становятся история с литературой, что кажется его отцу полной чушью. За несколько лет до окончания средней школы ему говорят, что он поступит в высшую и будет готовиться к поступлению на экономический факультет в Сеульском национальном университете, дабы быть готовым принять на себя борозды правления тем, что останется ему от отца. Сунёну хочется устроить скандал, завопить, что этого никогда не будет, но решает отмолчаться, оставляя свой внутренний монолог лишь для себя самого. Родителям становится начхать на то, чем он увлекается. Старшая сестра никогда не видела в нем брата, а потому изначально она была для него чужим человеком, хоть и, несмотря на это еще в детстве он пытался ее любить. Сейчас Хоши пятнадцать, и ему кажется, что весь мир против него.
Быть доброжелательными с людьми становится все тяжелее, когда в твоей семье творится полный кавардак. Хоши шестнадцать, и дом его «чудного» семейства пополняется еще одним его членом. Младший брат матери оказывается довольно приятным дядей, который на фоне всех домочадцев выглядит довольно приземленным. Этим он привлекает Сунёна, что толкает его на контакт. Выкроив несколько свободных минут для своего племянника, мужчина рассказывает свою незамысловатую историю жизни, ведь его семья никогда не была богатой, это его сестра замуж удачно вышла, так что теперь купается в роскоши. Хоши впервые кажется, что в его семье еще не все потеряны. Дядя заканчивает свой рассказ, треплет его по голове и встречает ослепительную улыбку на лице парня. Сунёну хочется сбежать из дома также, как сделал это его родственник, наивно полагая, что так его жизнь наконец-то будет его жизнью, а не тем ее подобием, которое диктует ему мать каждое утро. С неким нетерпением он собирается все отложенные на собственные нужды деньги, укладывает в рюкзак только самые нужные вещи. Одевается он неприметно, в темную одежду, в которой, как ему кажется, он сможет легко слиться с толпой. Но, к сожалению, ловят его слишком быстро, стоит ему только засветиться у выхода из квартиры с огромным рюкзаком на плечах. Он получает выговор на повышенных тонах, домашний арест, запрет на общение с дядей, да еще и пощечину в дополнение. Краски сгущаются, не позволяя Сунёну свободно вздохнуть. В какой-то степени он сам винит себя в сложившейся ситуации, но с другой стороны ему невероятно обидно, что у всех родители любящие, чуткие и по-родному теплые, а у него вместо них ледяные глыбы с застывшими фальшивыми улыбками на лицах. Хоши начинает презирать то общество, в котором он живет. Презирать собственных родителей, собственную сестру, которая ищет повода бросить издевку в адрес непутевого младшего брата. Единственным выходом из этой ситуации парню кажется то, что он может выбрать высшую школу как можно дальше от родного дома и всех этих людей. Интернет пестрит различными частными школами, но его взгляд привлекает лишь одна – Догсули. На тему поступления в высшую школу он общается строго с отцом [тем самым он объявил негласный бойкот матери], аргументирует данный разговор тем, что он пересмотрел свое отношение к учебе и к будущему, хотя на деле он нагло лжет в лицо родителю. Мэр города оказывается довольным своим сыном, думает, что тот взялся за голову, а потому с неким облегчением соглашается на план, предложенный наследником. С этого самого момента Хоши начинает молиться, чтобы эта академия оказалась такой, какой была описана на том сайте. Он заводит небольшой календарь, где начинает вычеркивать дни до сдачи экзаменов в выбранное учебное заведение, а также до момента, когда он сможет, наконец, вырваться из этой золотой клетки.

Хорошо разбирается в истории и литературе. Одним из своих полезнейших талантов считает способность к быстрому чтению и усваиванию информации. Хорошо знает английский язык, владеет китайским, а также способен различать отдельные фразы на японском. Любит танцевать [и по его меркам, танцует он очень неплохо], но предпочитает делать это для себя, так что о данном навыке не особенно старается распространяться.

Шум от помех на одном из каналов кабельного не смолкает ни на секунду. Этот звук отдается по всему мозгу, оставляя после себя неприятное ощущение, щекотку, которую прогнать физически невозможно. Тебе приходится мириться с ней, приходится терпеть, пока она сама не исчезнет. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с потолком. И вижу то, что видел до этого момента сегодня, вчера, позавчера и так далее. Старенькая люстра с единственной лампочкой на сорок ватт, да белый потолок с кое-где облезшей краской. Вообще-то сейчас он, скорее, синий – из настежь распахнутого окна рвутся отблески яркой вывески казино напротив. Слишком большая вывеска, слишком яркая. Из-за нее я ворочаюсь часами напролет, пытаясь уснуть – тщетно. Сейчас не меняется абсолютно ничего, я раздраженно фыркаю и тру веки, пока глаза не начинают слезиться, а когда я прекращаю эту импровизированную пытку, переворачиваюсь на другой бок и утыкаюсь лицом в подушку, прижимаясь к ней как можно сильнее – это единственный способ не видеть этого блядского синего отблеска даже с закрытыми глазами. Какому придурку вздумалось открыть казино чуть ли не в спальном районе города – тот еще вопрос, но я надеюсь, что спит этот мудак также херово, как я.
Спустя очередной час ворочаться уже не вижу смысла. Я сдаюсь, как это обычно бывает. Мне везет, потому что сегодня выходной и никуда идти не нужно – я кровью и потом выбил себе эту свободу на сегодня, и на что мне приходится ее тратить? На бессмысленное созерцание синего, блять, оазиса, раскачивающегося туда-сюда, словно маятник. Иногда я представляю, как этот маятник рубит пополам хозяина этого казино. Эти мысли приносят мне некое успокоение, даже радость в каком-то смысле, потому что хуже этого ублюдка только вечно сверлящий что-то в своей вонючей квартирке сосед сверху. Кстати, милосердно и эта тварь спокойно спит, насверлившись вдоволь – я обращаю свой взгляд обратно к потолку и качаю головой, подтягивая одеяло к себе поближе и кутаясь в него. Ветер из окна дует отнюдь не теплый, но лучше замерзнуть насмерть, чем терпеть ту духоту, которая скопится в этой небольшой коробке под названием «квартира», стоит мне закрыть единственную раму, связывающую ее с внешним миром. Вообще-то я ненавижу лето. Ненавижу всеми фибрами своей жалкой души. И мне совершенно не стыдно признавать, что такому домоседу, как мне, важнее температура не за окном, а в месте, где я обитаю. И не дай бог сегодня эта самая температура поднимется выше двадцати градусов. Тяжело вздыхаю и падаю головой обратно на подушку, все также нелепо закутанный в одеяло. По оголенным ногам сразу же пробегает ветерок, тянущийся из окна – я блаженно вздыхаю, а на моих губах появляется улыбка. Помимо бессонницы и блядского синего цвета на моем потолке сейчас все кажется мне прекрасным. Что-то подсказывает мне, что я быстро передумаю и в очередной раз начну швырять хлам из окна на улицу, как это случилось пару месяцев назад. Что? У меня был тяжелый день.
Решаю, что валяться вот так – затея еще более бессмысленная, чем попытка уснуть, поэтому я насильно отрываю себя от кровати, выпутываясь из теплых и по-настоящему уютных объятий одеяла – в последнее время это единственная вещь, которая дарит мне эти самые объятия. Не то чтобы я сильно грустил по этому поводу, но это лучше, чем подобные жесты в качестве извинения от твоего бойфренда, который лупит тебя за каждое матное слово, а потом избивает до потери сознания за неосторожно высказанный комментарий о его внешнем виде. Я ушел от него месяц назад, а чувство, будто прошла всего пара дней. На моем телефоне все еще висят сотни смсок, присланных за это время. Я не прочел ни одной из них. Я уже почти начал привыкать к вечным оповещениям и трехзначной цифре их количества. Иногда я слышу стук в свою дверь. Каждый раз мое сердце замирает, пропускает пару ударов, а затем я слышу голос этого болвана. Он просит прощения, говорит, что знает, что я дома. Когда дела совсем плохи, и он заявляется сюда пьяным – он пытается выломать дверь, но ему это не удается. Я хорошенько заплатил за эту железную прелесть, которую пробьешь, разве что, бульдозером. Ему было бы проще ломиться в стены, нежели в нее. Мои уши в какой-то степени уже привыкли к этому металлическому грохоту от его кулаков. Я научился слышать музыку вместо беспорядочного шума и криков о том, что я не достоин даже его мизинца. Обычно после этих слов я снова слышу извинения и оправдания вроде «прости, я не то имел в виду». После всего, что он со мной сделал, мучиться от беспросветного игнора – меньшее, чем я могу ему отплатить. К сожалению, физически противостоять я ему не смогу, да и биты у меня нет, чтобы как-то начать отмахиваться от его лап. Хотя, мне кажется, даже ее у меня отобрали бы в считанные секунды, я даже замаха бы сделать не успел.
Поднимаюсь, наконец, с кровати, попутно прихватывая с тумбочки пачку сигарет и коробок спичек. Плетусь к окну – единственному месту, где я чувствую смутное умиротворение в подобные бессонные ночи. Мой взгляд цепляется за эту чертову вывеску, а затем скользит по высоткам, невольно начинаю считать окна, где горит свет, пока я прикуриваю сигарету. Усаживаюсь на широком подоконнике и подпираю коленями подбородок, изредка затягиваясь. Когда я только купил эту квартиру – сидеть вот так казалось мне небезопасным занятием. Поначалу я боялся, что что-то может пойти не так, я вывалюсь и переломаю себе все конечности [хотя, насчет всех, наверное, это преувеличение, ведь живу я на третьем этаже]. Поначалу было страшно, непривычно, но определенно лучше, чем ставить перед окном стул и сидеть, упираясь локтями в подоконник. Сейчас же это уже вошло в привычку, я больше не боюсь вывалиться. Снова затягиваюсь, а затем, погодя несколько секунд, выдыхаю дым куда-то в небо, отмечая, что звезд на нем практически не видно: сегодня оно не слишком темное, все застеленное более светлыми тучами, которых спустя пару часов не станет, потому что наступит рассвет. Когда в дверь раздается громкий стук, я даже не вздрагиваю, лишь лениво обращаю свое лицо в сторону входа в квартиру и тяжело вздыхаю, снова выпуская губами дым. Шумящий телевизор почти не перебивает речь по ту сторону, так что я отчетливо слышу каждое сказанное слово. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, кто мой сегодняшний гость, которому попасть внутрь не суждено.
– Сунён, ты дома? Я слышу какой-то шум в квартире, я знаю, что ты здесь, – положительно качаю головой, стряхивая пепел куда-то вниз. Наблюдаю за тем, как его подхватывает порыв ветра, а затем чувствую, как по плечам бегут мурашки – от холода, конечно же, не от очередного пинка по двери. – Сколько еще гребанных дней ты собираешься меня динамить? Думаешь, я совсем тупой, за лоха меня держишь? – снова кивок. Вообще-то он немного туповат. Не знаю, что меня в нем привлекло, может быть, сила? И ведь я знал, на что шел, когда соглашался на то самое «свидание», которое оказалось отнюдь не свиданием. – Открой дверь, малыш, у нас еще столько всего может быть впереди, почему ты не пускаешь меня? Я тебе надоел? Я тебе противен? – стук прекращается. Прислушиваюсь и слегка хмурюсь. В этот раз он не может так просто отступиться, он никогда не отступается, проводя у моей двери по нескольку десятков минут. Однажды я порывался ему ответить. Настолько слаб и отчаян я был, что чуть снова не впустил это чудовище в свою жизнь. Я легко улыбаюсь, прикуривая следующую сигарету, и благодарю себя за то, что все-таки удержался от этой ошибки. – ОТКРОЙ. ЭТУ. ЧЕРТОВУ. ДВЕРЬ! – если не знать, что на самом деле творится за этой дверью, то в какой-то степени можно подумать, что там происходит что-то страшное. Кажется, он пытается выломать ее, долбясь плечом и всем телом в принципе, уж не знаю, какой частью этого отравленного химией организма он намеревается это сделать. Ему все равно не удастся. Ни-ко-гда. Закрываю глаза и вдыхаю сигаретный дым, словно это запах какого-нибудь вкусного пирога, который только что вытащили из духовки. Помехи телевизора смешиваются с разгневанной речью за дверью, а я слышу четкие биты одной из любимых песен. Наверное, я садист, раз позволяю человеку так себя чувствовать и творить с собой такое, но это больше не моя проблема. Однажды он избил меня так, что мне пришлось провести в больнице пять дней. Выдыхаю дым и тушу окурок о кирпичную стену, выбрасывая его куда-то вниз, совершенно не заботясь о том, что он может угодить в кого-нибудь из ночных прохожих. Крепко обнимаю колени, утыкаюсь в них лбом и улыбаюсь. – Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУНЁН, УБЬЮ, ЕСЛИ ТЫ НЕ ОТКРОЕШЬ ДВЕРЬ, – этот крик не смолкает, кажется, сегодня он настроен вполне решительно. Но эта дверь откроется, только если он притащит с собой ракетницу… или гранату, смотря, на что ему хватит денег. Прикидываю в уме примерную сумму, которая может быть у торчка вроде этого жалкого ничтожества – ему может хватить максимум на кухонный нож, но и им эту дверь на взломать. – Я правда люблю тебя, Ён. Ты же знаешь, я не хотел, – и так всегда. Он приходит, долбится в дверь черт знает сколько времени, сначала призывает по-хорошему открыть дверь и «поговорить», потом начинает кричать и ломиться, а затем, видимо, снова сдаваясь, начинает оправдываться. – Я оставлю письмо, и ты все поймешь, ладно? Только не читай его, пока я не уйду, прошу тебя, Сунён. Это все, чего я хочу, – его голос уже срывается под напором эмоций. Я чувствую это, как и то, что по моим щекам текут слезы. Не понимаю, почему? Списываю все на стресс и бессонницу, утираю влагу с лица, а затем замечаю краем глаза, как в мизерную щель под дверью протискивается небольшой листок бумаги, после чего за дверью слышится удаляющийся топот – должно быть он убегает.
Мне не хочется читать его поганое письмо. Я слезаю с подоконника только для того, чтобы подобрать этот клочок бумаги и сжечь его, танцуя по этому пеплу, как по костям ублюдка, чуть не сломавшего мне жизнь. Я комкаю листок, даже не взглянув на него, а затем направляюсь к окну, решив, что хватит с него того, что я просто выброшу эту отраву. Стоит мне высунуться в окно и пустить по ветру бумажку, я слышу оглушительный звук, похожий на выстрел. Внезапно мое плечо пронзает адская боль. Сначала изо рта вырывается крик, а уже потом я чувствую, как моя футболка мокнет. Мне страшно, больно, и невыносимо, но я все-таки опускаю взгляд и понимаю, что это кровь… моя кровь. Я не понимаю, что происходит, но эта кровь тут же пачкает добрую часть тела и предплечья. Я слышу, как в дверь ломятся, кажется, соседи. Слышу возню и какое-то посторонний шум, смешивающийся с все еще работающим телевизором. Плечо тут же немеет, как и вся левая рука. Я валюсь на пол и думаю, что больше мне не суждено выкурить сигарету перед единственным окном в мир, с которым оно меня связывает. Неужели вот так все кончается? Я умру на полу собственной квартиры под помехи, шуршащие внутри моей черепной коробки. Хочется спать, глаза закрываются, и, кажется, я не в состоянии это остановить. Слышу, как за дверью кто-то кричит, что скорая уже в пути, а между тем дверь продолжают выламывать. Усмехаюсь. Кто знал, что эта дверь и станет моей погибелью. А может, ею стал я сам?

Прихожу в себя неизвестно где. Я толком не могу разлепить веки – в глаза тут же ударяет слишком белый свет, из чего я делаю предположение, что нахожусь в больнице. Значит, я не умер и все не так плохо, как могло бы быть. Но что за чертовщина со мной произошла? Морщусь, пытаюсь прикрыть ладонью веки от слишком яркого света, но левое плечо тут же пронзает боль, заставляющая меня невольно вскрикнуть.
– Тшш, не двигайся, – этот голос кажется до боли знакомым, и через силу я все-таки распахиваю глаза, тут же встречаясь взглядом с ним. С моим мучителем, который выкурил меня из моего убежища. Как его сюда пустили? Почему никто не ловит его? Он же стрелял в меня. Неужели этого никто не видел? Раскрываю рот, но из моего горла не может вырваться и звука. Я в панике пытаюсь что-то сказать, закричать, но ничего не происходит. Цепляюсь пальцами за белую наволочку и в страхе вжимаюсь в койку. – И все-таки ты последовал моему совету, как приятно, что ты еще прислушиваешься к моим словам. Ты же все еще любишь меня, верно? – на глаза тут же наворачиваются слезы. Я не в состоянии произнести и слова – все, что я могу сейчас это с ужасом смотреть, как это чудовище склоняется над моей кроватью. И я так и не узнаю, что в той записке было выведено кривым быстрым почерком «выгляни в окно».

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.