— owl city
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться22018-08-16 00:05:53
Г Д Е - Т О В П Р О Ш Л О М / / T E N X J A E H Y U N
Поделиться32018-08-16 00:06:07
Вечер выдается явно одним из самых херовых в жизни Тэна. И дело даже не в том, что он сидит сейчас в собственной кухне, в которой еле могут вместиться двое человек, и терпеливо ждет, пока Джэхён выгребет их аптечки все необходимое (кажется, что все эти средства дезинфекции и прочие лекарства покупал он же), чтобы обработать его — Читтапона — избитое в край лицо. К слову, болит оно нещадно, и, кажется, левый глаз заплыл так, что без слез на мир взглянуть становится непосильной задачей. Тэн не девчонка, чтобы вот так сидеть и лить слезы после избиения, но и постоять за себя он попросту не смог. Может быть, причиной была внезапность, с которой отец на него налетел, а может быть, он ненавидел его не так уж сильно, чтобы дать мужчине в лицо хотя бы в отместку за годы унижений и презрения (да не, бред какой-то). Все это похоже на какой-то забитый фанфик с кучей репостов и лайков с тамблера, где Джэхён часто проводит свободное время в поисках вдохновения на свои наряды — Тэн не осуждает, это даже романтично в какой-то степени, как и то, что Джэ сейчас играет роль его личного спасителя, несмотря на то, что Читтапон всегда считал себя более мужественным в их тандеме. Тем не менее, Чон спас его от неминуемой гибели — почему-то Тэн не сомневается, что отец убил бы его нахер, если б его не оттащили — вовремя вернувшись домой. Ведь кто знал, что этот старый подонок поджидал удобный момент, чтобы ворваться в квартиру к сыну и начать предъявлять за неподобающее поведение прямо на улице — ты, блять, семью нашу позорить не смей.
Тэн устал бороться. В любой другой ситуации он бы не оставил это, как есть, но сейчас у него попросту опускаются руки. Ну что он может сделать против отца? Особенно против слов, которые он шепнул ему напоследок, и это звучало как довольно весомый повод подумать над тем, что ему — Тэну — делать дальше. В следующий раз, на твоем месте, я бы переживал не за свое лицо. Кто мог подумать, что однажды у него хватит духу угрожать Джэхёну? После всех тех лет, что он перебывал в квартире их семьи (еще в те далекие времена, когда Тэн еще жил с ними), все это в итоге грозится кануть в пучину небытия, потому что Читтапон боится. Элементарно боится за Джэхёна и, почему-то, не сомневается, что угроза в этот раз, исходящая от отца, не была пустой, что он вполне может воплотить ее в реальность. Самое страшное, что подобное может произойти, когда Тэна не будет рядом — в какой-то из приходов Джэ к Лалисе, например. Кто отца остановит? Да никто, он просто убьет его нахуй. Тэн злится от понимания собственной беспомощности и отсутствия возможности постоять за себя и собственного парня, с которым, к слову, все и так уже идет не слишком хорошо.
Их отношения, несомненно, лучшее, что было в жизни Читтапона (да и есть, собственно), но в последнее время их обоих разделяют пропасти с занятостью, из-за которых им приходится буквально вырывать посреди недели лишние часы наедине. У Тэна сплошные тренировки к предстоящим отборочным, так что ему часами приходится просиживать за компьютером, раз за разом прогоняя с ребятами стратегии и тактики. Дискорд становится неотъемлемой частью жизни — уже по умолчанию врубается с самого раннего утра и не выключается до глубокой ночи. Джэхён разрывается между этими же тренировками и важными модельными показами в университете, и смотреть на это становится очень больно. Тэн не маленький, понимает прекрасно, что долго так продолжаться не сможет, что однажды Джэ выберет свое призвание, когда ему найдут замену в команде, и что тогда будет ждать их двоих? Читтапон сомневается в каждом дне, боится приближение разговора, который может нагрянуть с минуты на минуту, потому что он уверен, что Джэхён тоже устал от этих метаний. В том, что они любят друг друга — сомнений нет, но то, что у них не остается элементарного времени на эту любовь, игнорировать слишком тяжело. А теперь можно приплюсовать к этому всему угрозу отца разбить лицо самому солнечному парню в Пусане, и это отпечатывается горкой соли на свежей ране.
Даже сейчас, морщась и сдержанно постанывая от неприятных ощущений на коже после того, как Джэхён проходится по ней дезинфицирующим средством, Тэн взгляда оторвать от него не может: лицо напротив сосредоточенное, Джэ слегка щурится, когда Читтапон в очередной раз вздрагивает от болезненных ощущений — как бы не кривился Чон Джэхён, он останется самым красивым парнем на этой планете. Тэн очень хотел бы, чтобы тот был счастлив, чтобы у него был кто-то, у кого будет больше времени тратить на их отношения, на самого Джэ. Тот заслужил кого-то, кто отдавал бы ему все свое свободное время без остатка, а не жалкие полтора часа в несколько дней на неделе — самому Читтапону этого безумно мало, но он не в состоянии ничего с этим поделать. Тренер напирает с каждым днем все больше, придирается к нему, говорит, что тот витает в облаках и думает не об игре, бросает в него укор за укором при всей команде, шеймит так, что у других подступающие смехуечки и шутейки отметаются разом. Когда же тренировки кончаются, Тэн просит Джемина побыть с ним наедине какое-то время, вываливает тому всю подноготную, ощущая при этом какой-то неизвестный доселе стыд. Говорит ему, что его отношения увядают на глазах, и сделать он ничего не в силах, ищет чужой поддержки и совета, на что Джемин лишь снисходительно улыбается в объектив веб-камеры, и вздыхает грустно. Читтапон не винит его, ситуация действительно сложная.
Мысль о расставании ходит бок о бок с Тэном уже всю последнюю неделю, за которую они с Джэхёном побывали наедине всего два раза — в начале и в конце. Даже сегодня они еле собрались неприлично поздно, потому что Джэхёну на завтра еще готовить кучу докладов, а Тэну отрабатывать связку с Ренджуном на картах с захватом точки. Им так отчаянно хотелось побыть вдвоем хотя бы один долбанный час за просмотром чего-нибудь, что младший сам вызвался сбегать в соседний магазин за чем-нибудь вкусным (плесневелого сыра и горбушки хлеба в холодильнике ему оказалось недостаточно), ибо ты и так на скелет походишь, тебе есть надо. Тэн на подобные изречения всегда отмахивается, как от мухи назойливой, говорит, что и так сойдет, отпускать на лишние десять минут Джэхёна от себя не хочет — у них и так времени в обрез — но того уже не остановить, буквально в следующие пару минут он натягивает кеды и обещает совсем скоро вернуться. Читтапон вздыхает, оставаясь наполовину в воде озера сомнений относительно всего происходящего. Он успевает проверить твиттер Джемина, когда вдруг в его дверь неожиданно вламываются. Отец глядит на него взглядом раздразненного зверя, кричит что-то про пидорство и практически сразу же оттягивает Читтапона за волосы от рабочего места, тут же обрушивает на его живот удар ногой. Попутно с избиением он поясняет, что видел, как они пару дней назад целовались у подъезда на прощанье, и Тэн в очередной раз убеждается, что его отец, несомненно — худшее, что могло случиться с ним в этой жизни. Он пытается закрыть руками лицо, но получается скверно: мужчина долбит его кулаками по скулам, вкладывая, кажется, в это всю свою ненависть, накопившуюся за годы их общего недопонимания и беспросветных ссор. Он и раньше поднимал на Тэна руку, когда тот осмеливался дерзить своей новой мачехе, но та всегда останавливала новоиспеченного мужа от непоправимых ошибок в виде забитого до смерти сына. Сейчас же ему никто не указ — свидетелей нет, препятствий тоже. Читтапону остается смириться — пусть бьет, если ему так будет проще, главное, чтобы ему не взбрело в голову тронуть Джэхёна, который, кстати, появляется в квартире нагруженный пакетами также внезапно. Тэн до сих пор не понимает, откуда у него взялись силы оттащить этого борова в сторону, но откуда-то взялись, чему таец благодарен по гроб души. Угрозы вызвать полицию, на удивление, действуют, только перед уходом отец успевает оставить за собой след в виде той самой угрозы, и это, блять, бьет больнее чужих кулаков.
— Джэ, — совсем тихо проговаривает Тэн, пытаясь собраться с духом. Тот на него смотрит вопросительно, проходится бриллиантовым зеленым по рассеченной брови, вызывая неприятное шипение и порцию боли, шепотом прощения просит. Нет, Читтапон даже допускать мысль о том, что однажды они могут поменяться местами, не хочет и не желает, а значит, ему придется сделать все, чтобы предотвратить это. Так будет лучше для них обоих. — Давай расстанемся, — разрезает тишину и уже встречает в глазах напротив непонимание вкупе с грустью. Чужие руки опускаются к коленям, и Читтапон уже ненавидит себя за произнесенную вслух фразу. Все это походит на какой-то кошмар, где им приходится расставаться из-за подобных вещей, но, к сожалению, это реальность, сбежать от которой не получится. Тэну хочется утешить себя мыслью, что они бы все равно пришли к этому рано или поздно, но работает, если честно, это так себе — внутри что-то разбивается и кровоточить начинает практически моментально.
Поделиться42018-08-16 00:06:49
когда джехён возвращается, читтапон заходится в спазмах тяжёлого кашля. пакеты — в них только самое необходимое вроде свежего молока, хлеба, йогуртов и совсем немного сахарно-жирного, что уплетётся почти сразу же — ставит на пол и прямо так, в грязной обуви — на улице слякотно, весна сочится тусклым, слетится мокрым асфальтом, плещется холодным дождем о стекло, — кидается к нему. воображение конца не видит и не познаёт триумфального финиша, но джехён не лезет в драку, только с угрозами оттаскивает мужчину от читтапона, заслоняя собой (угрозы внушительные, и джехён выглядеть таким же); пытается смотреть бесстрашно в тревожно-опасные глаза напротив — они с мужчиной почти одного роста, но джехён вроде немного выше; закусывает с силой язык, не давая сорваться словам дрожащим голосом — ему за тэна всё равно боязно. больше, чем за себя — если уж мужчина и кинется на него, синяки рано или поздно сойдут.
входная дверь хлопает, и кажется, что дрожат стены.
— может, всё же в больницу?
как бы невзначай-в-кисель, потому что читтапон всё равно смеряет безнадёжно-красноречивым взглядом и тушуется, зажимается, когда джехён помогает ему добраться до кресла, и ёкает где-то в гортани, мнется под горлом созвучие, упрямые слова отражаются, но всё также оказываются невысказанными. он так аккуратно, как только может, ощупывает нос с маленькой горбинкой под тихое шипение — его отец оказался до ироничного деликатным, и будь хоть какие признаки перелома, настоял бы обязательно на помощи врача, потому что максимум джехёна — сеточка из йода; а пока касается смоченной в перекиси марлей рваных ран несправедливого гнева: кожа уже припухшая и отёкшая. улыбкой сводит губы, но она надломленная и уставшая, почти гримасой, хотя должна быть успокаивающе-утешающей — читтапону определённо больно, а у джехёна вместе с тихим прости соляной столбик из жалости, вины и бурлящей злобы. он жалеет, что не послушался — ''давай лучше что-нибудь закажем'' — и не остался.
как-то он предложил читтапону завести котёнка; неважно, какого, хоть бродячего, потрёпанного, кусачего и царапающегося. мол, возможно хоть жалость к животному заставит тэна выйти в треклятый круглосуточный за кормом, а там и себе зацепить чего за компанию (пусть и самого вредного и самого углеводного). у читтапона в последнее время тёмные круги и мешки под глазами такие, что ещё немного — начнут болтаться по воздуху; и когда джехён его тянет тесно к себе, под пальцами одни только кости — читтапон просит его не утрировать; джехён целует его в мягкую щёку и обыкновенно жмёт плечами, пока молча забивает продуктами его холодильник, а тэн сдаётся, улыбается, смиренно показывая глубокие ямочки, издает нервные смешки, вместо привычного заливистого и заразительного смеха, наполненного теплотой.
сейчас у читтапона вместе с отёками под глазами рассечены скулы, разбита губа — джехён особенно осторожно клеит на неё тонкий пластырь — и вид какой-то нечеловеческий, отравленный; он замечает сжатые в кулаки руки, да так сильно, что от костяшек отливает кровь, и джехён не понимает, почему тэн не может хоть раз ответить, не терпеть и хотя бы оттолкнуть, потому что это всё
н е н о р м а л ь н о.
только в остекленевших глазах отражается постоянное напряжение, спрятанная глубоко в позвонках горячая злоба, что намертво глушится неким подобием саморазрушения. джехён частый свидетель того, что отец читтапона — невоспетый в балладах и кантатах сукин сын, у которого проблемы с контролем спеси, сжигающей и ломающей всё вокруг, и страстный любитель концертов на широкую публику: кричит ядовито-флуоресцирующим зеленым, вечно позволяет лишнего (например, когда взвинченно-вычурно бросает джехёну в спину липкое ''педик'' — считает, что может себе это позволить, а мальчишка вытерпит; или когда кидается на собственного сына при нём, лалисе и матери). читтапон живучий, но далеко не бессмертный; и ждать от такого понимания и принятия — всё равно что искать иголку в стоге сена; только вот иголка размером с крупинку-песчинку, а куча соломы — мировой океан. а тэн всё равно ждёт. джехён видит, как сам читтапон взрывается с пользой или разрушением масштаба целой вселенной, и ему хочется безумно стать если не песком, способным потушить, то уже хворостом или горючим, чтобы засыпать-залить расползающуюся дыру в его груди. он хочет, чтобы читтапон смог забыться в нем, с надеждой, что сам станет его спасением.
когда читтапон решается заговорить с ним, у джехёна ощущение, будто он ловит пулю лицом. крови нигде нет, но он уверен, что ощущения в принципе схожие. он несмело поднимает на него глаза и зажимает в ладони клочок ватки, перепачканной зелёнкой — пачкается сам, но как-то совсем плевать. накатывает слитный шорох с шумом, которые начинают резонировать в разных частях пространства.
— это всё из-за отца?
напряжение чувствуется позвонками, отзывается звоном и электричеством, застигнутое врасплох подсознание выдаёт крутой вираж. у джехёна безграничная усталость, небольшая апатия с недавних пор и сильные, и от этого настолько пугающие его самого всё ещё, чувства к читтапону. конечно же, проблема не только в отце, и джехён далеко не дурак; проблема ощущается и витает хоть в комнате девять шагов в ширину и пять в длину, хоть ещё много где не первый день. знак бесконечности — которой у них всё равно нет — нарисован на рушащихся-крошащихся кирпичиках их недоотношений; и джехёну видится, что она разрушается так же, как и они оба. он недостаточно хорош для читтапона, хотя на полную выкладывается. впрочем, просто старается. они представляются довольными, хотя на деле — пьют литрами жгущий уксус, потому что редкие, пару раз в неделю, прикосновения ничего, кроме тоски не несут за собой. они вокруг этой проблемы только чертят оградительные линии, будто она не в силах их задеть; но она покрыта гладким-гадким слоем пыли, грязи, которая в ту самую проблему скатывается. эта проблема острыми иглами впиваясь под веки, диким плющом оплетает ребра; у джехёна это влечение, которое никуда, ни вправо, ни влево, не уходит со старших классов — только ярче, больше и ближе хочется. а сейчас перед ним снова закрывается дверь, и он ощущает себя так, будто его отрезают от чего-то важного. выбором проторенных путей он никогда не отличался, поэтому не знает, не понимает и додумать не может, что делать дальше. он каждый раз осыпает его дождем поцелуев, пока тот не начнет улыбаться так, что в глазах горят прежние озорные огоньки; в последнее время они не горят совсем — одна только попытка лениво ответить, и та по привычке скорее.
о н и о б а у с т а л и.
то ли друг от друга, то ли от того, что навалилось на них: у читтапона — ответственность за пятерых, дисания и всё лицо сплошь в открытых ранах; у джехёна — долги-долги-долги с непривычным режимом. они угасают — этого никак не скрыть; и обменивать здравый смысл на спектакль уже практически невыносимо.
однако ''давай расстанемся'' как контрольный.
— ты уверен?
и джехён убеждён, что да. щемит внутри сильно, но отчего-то всё, что давило на плечи, будто бы внезапно становится легче.
Поделиться52018-08-16 00:07:02
Все это похоже на какой-то типичный дорамный ход, при просмотре которого зрительницы от 14 до 56 будут ахать и грустно вздыхать, потому что у пары, у которой, как казалось, все было хорошо, все внезапно оказывается не хорошо. Долбанное клише, от которого сбежать не удается толком. И Тэн продолжает люто ненавидеть себя за всю ту боль, что он когда-либо причинял Джэхёну, включая ту, которую в итоге причинил сейчас. Ему хочется как-то сгладить этот момент, хочется обнять его до дрожи в руках, прижать крепко-крепко, пообещать, что все будет хорошо. Ребра все еще неприятно ноют, лицо саднит и болит, кажется, каждый его миллиметр, и этой боли явно мало — Читтапон не раздумывая бы забрал всю боль Джэхёна, спрятал бы где-то внутри и пережил бы ее, но сделать этого он явно не в состоянии, иначе все было бы слишком легко.
Читтапон инстинктивно берет чужую ладонь в свои собственные, осторожно пальцы чужие перебирает, не раздумывая даже, пачкается зеленкой, но поглаживает нежно и тепло, словно бы сломать боясь. Взгляд приковывает к повторяющимся движениям, будто бы от этого он сможет соображать лучше. Где-то в горле встает ком, а в глазах — слезы. Ему через многое пришлось пройти, чтобы начать встречаться с Джэ: начиная от влюблённости в своего лучшего друга и заканчивая искоренением стеснения элементарно держаться за руки на людях — это был долгий и сложный путь, но Тэн это преодолел. Пусть со стороны по нему не скажешь, но Тэн всегда был борцом, и идти до конца это в его духе. Только вот сейчас ему приходится стыдливо отступать, поджав хвост, смириться с тем, что обстоятельства сильнее, и их не переправишь уже, даже на миллиметр не сдвинешь с пути. И это, сука, больно. В воздухе повисает вопрос про отца, на что Читтапон лишь неоднозначно головой кивает, но они оба знают, что это лишь «приятное» дополнение ко всему прочему. Проблема не в нем, и Тэн никогда не видел в отце настоящую угрозу, до тех пор, пока он сам ее не подкинул, убираясь из этой квартиры. Он не имел права вообще рта раскрывать и касаться даже темы Джэ, но он это сделал, и теперь Читтапон точно не успокоится, пока не отомстит хотя бы кому-то за то, что их отношениям теперь пришел конец. Как было бы здорово оставить в напоминание о себе на чужом лице лишний синяк или, скажем, сломанный нос, да даже рассеченной губы хватило бы. Тэну хочется, чтобы отцовское лицо болело и саднило так же, как и сейчас его собственное, но только с другим напоминанием — что он лично оставил эти проклятые метки.
Джэхён медлит, в глаза не смотрит, но и без этого его взгляд заметен, он лишь голову понуро опускает, словно побитый пес, и от этого сердце в очередной раз сжимается. «Ты уверен?» — спрашивает, и Тэну очень хочется ответить, что нет, он ни в чем не уверен, и что ему хочется взять свои слова обратно, только это ничего не изменит. Встречаться чаще от этого они не начнут, а даже если начнут, то ненадолго все равно. Читтапон устал. Если честно, устал настолько, что с каждым днем эти самые отношения, которыми он дорожит так сильно, давались ему в тягость. На тренировках по большей части мысли об этом отвлекали, мешали сфокусироваться, сбивали весь воинственный настрой. Ребята же все видят, замечают каждое изменение в поведении того, кому особенно нужно играть с чистой головой: Лукас говорит, что ему не помешало бы любовное приключение в одном из кварталов красных фонарей (что-что, а сравнения его друг подбирать явно умел), Джемин советует взять пару выходных и отдохнуть, а Юта предлагает хорошенько отужинать в недавно открывшемся ресторанчике где-то на окраине (не без подачи Ренджуна, конечно) — только все это больше похоже на какую-то временную отдушину, этого всегда будет мало.
— Ты же понимаешь, что мы так долго не протянем, — вопреки всем чувствам и желаниям, произносит, наконец. Выпускает чужую ладонь из хватки, высвобождает из чужих цепких пальцев марлю с зеленкой, заметив, что и без того Чон уже успел перепачкать и его руки и собственные, откидывает ее на столик рядом. — Ты на учебе зашиваешься, а у нас впереди серия этапов, придется снова ездить из города в город. Какие тут отношения, если мы видимся только два раза в неделю, — пытается звучать не слишком обреченно, но дается это довольно тяжело. Голос подрагивает, выдавая волнение, и это выставляет его еще более слабым, чем хотелось бы казаться в принципе. Читтапон не позволял до этого момента давать себе слабину и в любой ситуации, как правило, старался сохранять холодный рассудок, да только вот столкнувшись с реальными проблемами, оказалось, что он простой тюфяк, который даже не в силах бороться и искать выход. Минуту спустя в заднем кармане отдается вибрацией, и Тэну приходится вновь отпустить Джэхёна, чтобы проверить, кто ему пишет. Читтапон раздосадовано смотрит на треснувший экран совсем новенького смартфона, который, видимо, не выдержал его падения. Смс от Джемина оказалось кривым от трещин дисплея напоминанием, что через полчаса они собираются на очередную тренировку, и времени у них осталось не так много. Телефон летит на стол, туда же, где в итоге оказалась марля, а затем на стуле откидывается, разглядывая испачканные в зеленке ладони, словно бы в них была сокрыта тайна вечности, не иначе. — Я не хочу этого, но выбора у нас нет, — подытоживает и губу распухшую прикусывает, обращая следом взгляд к потолку. Ему только остается надеяться на то, что им с Джэхёном удастся сохранить хотя бы дружеские отношения, которые связывали их до всего этого. Скорее всего, так и будет, и пусть это будет больно поначалу, но зато каждый из них перестанет, наконец, думать о том тяжком грузе, который им обоим приходилось тащить на себе неделями. Думал ли Тэн, что когда-нибудь их отношения станут этим самым грузом? Конечно, нет. Но разве обстоятельства спрашивают разрешения, прежде чем нагрянуть? Вряд ли. В любом случае слово теперь оставалось за Джэ. — Прости меня, ладно? Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе, — зачем-то добавляет, все-таки встречаясь собственным взглядом с чужим, встречая там теперь уже... понимание? Во всяком случае нечто похожее на это.
Поделиться62018-08-16 00:07:09
между ними скалы нерушимые, разбиться о них можно. их море волновалось слишком долго; и это, наконец, их девятый вал, верно? он слова (они, вообще-то, правильные, и их значение имеет смысл быть) его, читтапона, как-то совсем несмело проглатывает, как самую горькую на свете таблетку; проглатывает без воды, не надкусив даже. она какая-то большая, острая, сухая и будто бы режет горло. ожидание читтапона (чего-то?), вероятно, измотало; джехёну хватало впрочем и этого — его присутствия рядом, пусть и не так долго, как хотелось бы и как было в самом начале, когда они оба не были настолько измотаны, — и так уж вышло, что тэн давно-давно залез и под пушистый жёлтый свитер, под кожу въелся, и всё ещё близость отдаётся приятным и совершенно неколючим, как обычно бывает, январским холодом по позвонкам. что-то необъяснимое заставило джехёна когда-то упасть, подолгу смотреть в глаза и смеяться в воротник читтапоновой рубашки с вечным запахом кондиционера для белья и отдушкой цитрусового геля для душа. джехёну и до того долго хватало и этих чувств на двоих; они были хаотичные, но ставшие ему абсолютно точно необходимыми. совершенно неизменившиеся даже тогда, когда читтапон их с ним разделил напополам; однако читтапону, наверное, было мало; мало настолько, что не перетерпеть: ведь рано или поздно всё снова бы пришло в норму? казалось, дайте им немного времени. джехён понимает, что тоже устал бежать за ним, зная, что, может, и не догонит. джехён обездвижен как статуя из мрамора: он смотрит неотрывно на их сцепленные руки и поджимает губы.
его пальцы всё ещё сохраняют это иллюзорное ощущение мелких разрядов от тёплых прикосновений читтапона; и внутри всё сдавливает от невозможности сделать нормальный вдох — но он всё же вдыхает; медленно, размеренно, ровно так, как пишут в книгах по духовному саморазвитию. и глаза на читтапона он всё равно поднимает, чтобы тот уж точно поверил, что между ними всё в порядке: он роль хорошего друга играл достаточно, пока от сердца отрывались какие-то нитки, готовые вот-вот сбросить его куда-то вниз, и как именно её играть тоже помнит чуть ли досконально; прислушивается к себе и к тоненькому почти неслышному треску внутри, смотрит с замиранием и не может понять, что так дрожит внутри как хрипящая фальшивая нота. он кивает на извинения, больно режущие ржавым напильником, что, если быть откровенным, не особо и нужны — читтапон не виноват в том, что у него нет сил пытаться отстроить всё заново.
— ладно, — с мягкой, как когда-то научился, потому что необходимо, улыбкой; оно, это ладно, горечью обволакивает горло и язык, и здравый смысл превращается в спектакль. так быть должно. джехён рвёт этим согласием эту тишину, что повисает между ними, позволяя себе ненадолго стиснуть в своей ладонь читтапона так крепко, как только может, будто это поможет и читтапону, и ему самому. они ведь уже пытались жить с нескладными чувствами, что рвались наружу?
и каждому спектаклю полагается своя бутафория; у джехёна она всё ещё осталась, только запрятана была куда-то в подкорку, где вместе с катастрофами, бедствиями и аномалиями стихий хранилась робкая влюблённость, после первого же взаимного порыва; джехён не думал, что обратится к ней снова. вот только джехёну всё это — вместе с мыслями о том, как у них получится что-то дальше, что их ждёт хотя бы завтра — представляется какой-то уж совсем второсортной неграмотно поставленной сценой; сценой, где им сказать даже друг другу нечего.
а надо ли?
джехён не может быть уверен точно, способен ли он себе позволить встать прямо сейчас, оставить читтапона здесь, с лицом в синяках, припухлостях и рваных ранах; вязкое болото чужих глаз буквально пригвождает его к месту — получается, что не может. не может вновь, как тот самый хороший фальш-друг чон джехён, что способен смотреть, но так, чтобы ничего никому, кроме одной единственной лалисы, ясно не было; и даже трогать нельзя.
— может, не будем пока ребятам говорить? у них и так забот по горло, а тут ещё за нас волноваться начнут, — они уже давно даже не похожи на тех, кто встречается, не считая редких полупостановочных коротких поцелуев на общих стримах; никто даже не догадается. и джехён плечами пожимает; на самом деле на друзей — по крайней мере сейчас, в эту минуту, — ему как-то всё равно. не всё равно только на то, как на него смотреть будут — то, чему он придаёт значение вне зависимости от чего-либо. не хочет, потому что их взгляды — неравнодушные, ведь они все друг другу поразительно небезразличны, — будут вызывать бурные химические реакции, перемешанные с ядами. хотя на самом деле джехёну чертовски сильно хочется поныть, посопливиться и покричать, что ни он, ни читтапон этого не заслужили: ни мешков под глазами от недосыпа, ни этих ставших бесполезными редких встреч. на обстоятельства всю вину сбрасывать тоже неверно; однако они вырывают всё чувствующее и нечувствующее, смешивая в хлипкий комок нервов.
джехён думает о том, как ему уйти так, чтобы не захотелось обернуться. он определённо точно не будет забирать у читтапона оставшиеся на всякий случай после ночёвок свои мягкие кофты и рубашки. джехён рассчитывает на то, что читтапон их тоже не подумает возвращать, как и ещё какие-то мелкие вещи, что джехён забывал, собираясь наспех на пары от него: когда они вместе, будильники почему-то отчаянно просыпаются и остаются неуслышанными, пока не останется пятнадцать минут до выхода (хватает ровно на заварить наполовину чайник и бросить в недокипячёную воду пакетик).
он прокашливается, когда читтапон возвращается в глубокое кресло; у него взгляд всё такой же потерянный и самую малость пустой, только морщится он иногда от неловких движений (джехён хмурится и сам, прикусывая язык). его отец джехёна и пальцем не тронул, но он отчётливо, слишком явно ощущает сквозную рану где-то внутри, что отдаётся микроинсультами по всему организму; джехён понимает, что из этого дерьма ему, как и обычно, придётся выбираться самому; читтапону — тоже.
— ты можешь снять футболку? пожалуйста, — джехён трет ладонь о ладонь, словно это поможет испачканные руки хоть чуть-чуть от зелёнки отчистить, пытаясь согреть и впираясь в них взглядом, — я помогу тебе, — неопределённо скользит взглядом по торсу, кивая, — и потом уйду.
он рассматривает его, ощупывая пальцами каждый ноющий участок обнажённой кожи; синяки уже где-то проступают кобальтовым, где-то гематомы всё ещё малость красноватые. их можно пересчитывать пальцами обеих рук, и джехён понимает прекрасно, что одной заживляющей мази будет недостаточно. джехён пытается контролировать дрожащие руки, что по горячей коже мажут нерешительно, но сердце отчего-то всё равно бешено колотится и пытается подняться к самому горлу; дышать хочется как после долгой пробежки. у него в голове все смыслы смазываются, и в какой-то момент он осознаёт, что вот-вот может либо ляпнуть чего лишнего, либо сделать что-то, что всё испортит. в нём клубится напущенная нежность, качающая из стороны в сторону, из крайности в крайность; джехён не может найти нужную опору, чтобы остановиться.
поэтому он портит всё немножечко иначе, когда руки слишком резко от читтапона одёргивает, опрокидывая на себя маленькую скляночку с бриллиантовым зелёным. неудачи буруном: его буквально пару минут назад бросил парень, а ещё он испортил любимый свитер и совсем немного джинсы.
Поделиться72018-08-16 00:07:21
Н Ь Ю - Й О Р К , Ф Е Й Б Л Т А У Н / / К О Т В С А П О Г А Х X Ж Е Л Е З Н Ы Й Д Р О В О С Е К
[NIC]Puss in Boots[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/zQ2Rt9k.gif[/AVA]
Поделиться82018-08-16 00:07:29
Фейблтаун — это проклятая дыра, которая засасывает все, что подвернется по пути, затем перемалывает и выбрасывает на улицы, где юрисдикция города кончается, оставляя сказания, которые так отчаянно нуждались в чужой помощи и поддержке, на собственную совесть. Так уж вышло, что Кот в сапогах остался среди этих самых несчастных, растеряв все, что он имел, из-за чего ему теперь приходится выживать всеми известными способами. Администрации Фейблтауна глубоко начхать на проблемы сказаний, они даже слушать не пытаются, пусть теперь Крейна и заменяет Белоснежка, которая якобы пытается помочь всем и каждому. Ее цепной пес прекрасно выполняет свою работу, буквально выбрасывая из ее кабинета неугодных — ну, по крайней мере, Кот так слышал, сам то он в кабинете администрации бывал лишь раз около сотни лет назад, когда последний корабль из родных земель прибыл в мир простаков, и людям, стоящим в верхушке пирамиды правления, нужно было занести в картотеку дел его собственное. Которое, и в самом деле, было его, только все стали забывать, что богатства и титул семье де Карабаса (господи, да даже это имя он придумал сам) он принес своими силами.
Кот все замечательно продумал, когда перед отправкой в последний путь из родных земель, он устранил собственного хозяина — того самого мальчишку сына мельника, который быстро привык к богатой жизни и не знал несчастья, женившись на одной из самых прекрасных принцесс современности. Перенял на себя его личину, прихватил все богатства, которые только мог вместить в собственные мешки, карманы и лапы (которые теперь были руками), и занял место своего господина рядом с его братьями, которые и не почуяли подмены. О его плане не знал никто, и сейчас кости настоящего маркиза, небось, все еще погребены под развалинами замка, который служил последней преградой на пути к вратам из родных земель. Было немного страшно, учитывая, что по пути к этим самым вратам их чуть не накрыло пламя двух драконов, посланных Врагом, но братья-вороны сумели их одолеть (надо бы послать им еще раз «спасибо»), и их путешествие прошло гладко: врата захлопнулись, их корабль оказался где-то в водах Атлантического океана, и дальше дело оставалось за малым — добраться до так называемого «Нью-Йорка» (ну кто выбрал это идиотское название для города). Поначалу все было замечательно, подмены никто не заметил, братья молодого де Карабаса навещали редко, встречались они при лучшем случае раз в месяц за общим ужином, обсуждая достижения каждого братца. Так длилось сколько, десять лет? Двадцать? Коту попросту наскучило вертеться в чужом теле, ему хотелось свое собственное, так что, обратившись к одной из ведьм за «особыми» чарами, это было вопросом времени.
Проблема лишь заключалась в том, что, раскрыв свою личину, братья де Карабаса тут же возжелали мести за младшего брата, и Коту пришлось покинуть верхушку Фейблтауна, собственные роскошные апартаменты в Вудлендс, и бежать на край Нью-Йорка, тратя свои, как он думал, бесчисленные средства, чтобы замести следы и избавиться от хвоста в виде разъяренных сказаний. Но средства, как оказалось в итоге, кончились слишком быстро, вынуждая Кота вспоминать, каково это — жить в нищете и не иметь ничего. К счастью, память быстро возвращалась к сказанию, и уже через пару месяцев Кот в сапогах смог вновь вернуть свое славное доброе имя среди теперь уже местных авторитетов, которые были отвергнуты Фейблтауном, чья деятельность была, скажем, не в почете. Коту же пришлось подрабатывать на этих самых авторитетов, выкрадывая известные реликвии у ничего неподозревающих принцев и принцесс, которым еще удалось сохранить свои богатства. И его все устраивало, жить так ему нравилось гораздо больше, чем под чужим именем в чужом городе, где никто даже толком не знал, что он — это тот самый легендарный Кот в сапогах, который озолотил своего господина добрых несколько сотен лет назад. И сейчас этот самый добрый господин Кот проживает свои лучшие годы, вертясь в кругах, где ему самое место, а еще его талантам.
Единственное, пожалуй, чего сказание понять не могло, так это того, что криминальные авторитеты по какой-то причине отказывались вступать в переделки со сказаниями из Фейблтауна, несмотря на явную неприязнь — все, как один, отказывали Коту в защите от названных братьев, и, казалось, никто был не в состоянии решить все его проблемы, пока в поле зрения Кота не появился кое-кто, кто мог идеально подойти на роль избавителя.
Обеспечить себя всевозможной информацией о Железном дровосеке было не так уж сложно, учитывая, что он работал вышибалой в местном борделе, который некогда принадлежал Джорджи. Многие девочки с охотой делились информацией в обмен на ту или иную услугу, ведь теперь, когда проклятье ленты было снято со смертью Вивиан, им ничего не угрожало. По забавной иронии судьбы одной из них была та самая Элли — закадычная подружка Дровосека, которая, услышав только намек на то, что Кот в курсе, где прячется Оз, выложила ему всю подноготную. Оказалось, что у этого парня до сих пор едет, порой, крыша, когда речь заходит про его сердце, которое, если верить словам Элли, все еще являлось подделкой, которую когда-то ему всучил Оз. И на счастье Дровосека Кот как раз недавно узнал, что в лавке редкостей Дьявола из Джерси появилась кое-какая вещица, имеющая прямое отношение к волшебнику, которого Дровосек так отчаянно пытается найти уже многие годы. Долго складывать единицу с единицей не пришлось, план оказался вполне сносным и должен был сработать на ура, оставалось только найти подходящий момент и обратиться к Дровосеку напрямую. Их сотрудничество обещало быть весьма полезным для обеих сторон.
Кот оглядывается по сторонам, пересекая дорогу, чувствует в воздухе запах предстоящей грозы и глубже в потертое пальто кутается, пытаясь спрятаться от проникающего под одежду ледяного ветра. Осень грозится оставить в напоминание о себе еще много промозглых деньков, прежде чем в Нью-Йорк придет не менее противная зима. Кот не любит воду и все, что с ней может быть связано, а потому дожди всегда навевали на него вполне обоснованную тоску, отбирая все желание высовывать нос на улицу. Но сегодня был особенный день, когда все его проблемы должны, наконец, решиться, когда он предложит сделку Железному дровосеку. Кот не сомневается в своей правоте, а потому даже не допускает, что тот может ему отказать. Все-таки поиск Оза — дело довольно важное для Дровосека, отказываться было бы глупо, учитывая, что за все годы проживания здесь, ему не удалось найти ни одной зацепки. Но откуда Коту все это было известно? Что ж, у него есть свои источники, довольно надежные, стоит отметить. Остановившись рядом с входом в «пуддинг эн пай», Кот выуживает из кармана пальто пачку сигарет и сует одну в рот, но не прикуривает — встает рядом с довольно крупным мужчиной, охраняющим вход в клуб, и спрашивает, есть ли у того прикурить. Мужчина раздраженно смотрит на него, но зажигалку все-таки одалживает. — Да, выглядишь неплохо, Тин. Или мне называть тебя Уилл? — Кот делает затяжку облокачивается спиной о кирпичную стену рядом, устремляя взгляд на проезжую часть, невольно следя за каждым проезжающим мимо автомобилем. — Я думаю, у меня есть информация, которая тебя заинтересует. Нам бы отойти в место побезлюдней. Это касается человека на «О», — добавляет сразу же следом, возвращая взгляд к мужчине рядом. Ростом Джек (пришлось однажды взять это имя для отвода взгляда простаков, хотя и в мире сказаний звучало бы неплохо — Джек де Карабас) дотягивал ему лишь до грудной клетки, поэтому смотреть на Уилльяма ему приходится снизу вверх, но ничего, его это не особо смущает, здесь даже есть какого-то рода свои прелести.
Дровосек, видимо, был парнем неглупым, а потому он учтиво пропускает Кота внутрь клуба, кивает проходящей мимо девушке, вешает лапшу на уши про какой-то перерыв на обед, а спустя несколько минут они оказываются в совсем небольшом помещении, похожем на подсобку. Джеку приходится стоять к Уиллу чуть ли не вплотную, что не могло не вселять довольно забавные мысли в его шальную голову. Долго ждать ему не приходится, практически сразу он принимается рассказывать весь свой замысел: о братьях, которые требуют его голову на плаху, о богатствах, которые достанутся ему в случае их смерти, о Дьяволе из Джерси, который непременно знает, где находится Оз — и по мере рассказа не устает следить за меняющимся выражением лица мужчины. Сначала от дико скучающего, а потом до заинтересованного. Главный козырь Кот предпочитает оставить в рукаве, ведь Дровосеку не обязательно знать, что у Дьявола информации об Озе — ноль от дырки, но зато кое-что, что попало недавно на его склад, вполне может рассказать им много интересного. В природе Кота заложена хитрость, которую тот не скупится использовать ежедневно, и Уилл, кажется был в курсе этого — он хватает Джека за лацканы и предупреждает о секретах и хитростях, которые должны были остаться где-то позади, если они начнут сотрудничать, на что Кот со своим самым честным лицом на свете клянется, что никаких уловок за его чистой душой не имеется. — Ну так что, по рукам, железный Уилл? Ладно-ладно, без прозвищ, я понял, здоровяк, тебе такое не нравится, — когда его, наконец, отпускают, Джек вовсю расслабляется и в довольной воистину кошачьей улыбке расплывается. У Дровосека нет выбора, и это его чертовски радует. [NIC]Puss in Boots[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/zQ2Rt9k.gif[/AVA]
Поделиться92018-08-16 00:07:37
F R A N C E , P A R I S / / А М Е Л И Л А К Р У А X А Н А А М А Р И
когда-нибудь здесь будет эпиграф, честно[NIC]amelie lacroix[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/piNfJfX.gif[/AVA]
Поделиться102018-08-16 00:07:44
Вот оно, этот момент, когда ты стоишь на краю сцены, а перед тобой целый зал стоя аплодирующих людей. Они смотрят на тебя и хлопают, восхищённые взгляды обращены лишь в твою сторону, и ты понимаешь — это то, ради чего, наверное, стоит жить. Амели подбирает со сцены один из многочисленных букетов, крепко сжимая бумажную обёртку, улыбается, глядя куда-то вперёд, словно бы сквозь пространство, смакует. Смакует момент славы, и этот вечер кажется ей уже волшебным, долгожданным облегчением после серий терактов, и отдыхом после долгих стычек между машинами и людьми. Амели будет танцевать, пока люди не забудут, что такое дышать, пока она сама не забудет. Занавес опускается, отгораживая балерину от зала, и она стоит так с букетом в руках ещё несколько секунд, прежде чем уйти. Жерар не смог прилететь сегодня — слишком занят на работе, прорабатывая очередной план атаки или защиты, в общем-то неважно. Амели тяжело вздыхает, но винить его не берётся, понимает, что это важнее какой-то премьеры, важнее её выступления, важнее всего, что могло бы касаться её жизни в целом. Ведь он выполняет работу, которая просто необходима, они, в конце концов, жизни спасают с агентами “overwatch”. Из-за последнего слова в голове девушки тут же возникают туманные образы: чужая крепкая хватка на ее бёдрах, жаркий поцелуй, вот она хватается за чёрные как смоль волосы и выдыхает в чужую шею — только всё это связано не с её мужем, а с совершенно другим человеком.
До гримёрки её провожает менеджер, в полголоса говорит об её успехе, радуется и называет её “идеальной”. Амели хмыкает про себя, в ответ лишь молчит и головой кивает, сжимая всё тот же букет в ладони. Когда мужчина оставляет, наконец, её наедине с самой собой, девушка обессилено оседает на стул перед большими зеркалами, обрамлёнными горящими лампочками — светят так ярко, что глазам становится больно — невольно встречается взглядом с собственным отражением, а затем стыдливо отводит его, будто бы смотреть на себя внезапно стало неприятно, предпочитает впиться им в лежащий рядом букет (она редко проносит их в гримерку, обычно подобные этому букеты ей вручает менеджер перед тем, как балерина отправится в отель), состоящий из роскошных розовых пионов и других неизвестных цветов. Амели прикусывает губу изнутри, ладонью голову подпирает и чувствует себя ничтожной. В голове вновь всё те же образы, а еще фигура человека, который с каких-то пор начал значить для неё больше, чем она того хотела.
Изящными движениями балерина избавляется от бесконечных невидимок, заколотых в тугой пучок волос, складывает их перед собой, решая, что задерживаться сегодня в театре лишний раз ей не хочется. Аккуратно ведет уже пятым по счёту ватным диском, хорошо пропитанным мицеллярной водой, стирая боевой раскрас своей героини с лица, становясь, наконец, похожей на Амели Лакруа — известную во Франции балерину и жену высокопоставленного чиновника, который на деле является членом организации “overwatch”, и вдобавок ко всему.. любовницу другого агента той же самой организации. Если бы Амели захотела, она не смогла бы объяснить эту необычную тягу к совершенному чужому, казалось бы, человеку: то ли в отместку Жерару за все те часы, что его не было рядом, то ли потому что ей стало скучно, или же она поклялась, что покончит с собой, если в ближайшие дни не найдется причина этого не делать — наверное, от каждого варианта по чуть-чуть правды.
Ана Амари — человек совершенно другого поколения и культуры, а ещё у неё подрастает дочь Фария, которой уже пошел пятый год. У них разницы в возрасте почти два десятка лет, и каждую в объятия другой толкнули свои собственные причины. Но почему Амели выбрала объектом своего внимания именно Ану? Тот еще вопрос. Что самое интересное, им не нужно было даже притворяться перед другими — никто бы не смог бы уличить их обеих в предательстве, ибо близкие были убеждены, что это лишь залог долгой дружбы между семьями. Ана часто наведывалась в шато Гийяр по приглашениям Амели, когда у неё выдавалось свободное время от миссий. Им чертовски хорошо вместе, и прекращать это не хочет ни Ана, ни сама Амели. Но почему-то где-то внутри всё ещё ворочается мысль о том, что это всё неправильно не только по отношению к Жерару, к Фарии и в целом к организации, в которой все может полететь к чёрту из-за таких вот мелких интрижек, но и по отношению к самой себе. Этого ли она хотела для себя? Хватило ли этого, чтобы успокоить свой мятежный дух? Она даже не уверена в том, любит ли по-настоящему, но, возможно, испытывает нечто стоящее близко-близко со словом “любовь”. Как минимум, этого “близко-близко” достаточно, чтобы бросить Жерара и начать новую жизнь.
— Амели, к тебе гость, — от чужого голоса девушка вздрагивает, вырываясь из раздумий. В зеркале на неё смотрит её свободное от косметики лицо, ничем не испорченное, “идеальное”, как говорят все вокруг, но искажённое гримасой если не боли, то отвращения к себе. Это явно неудачный момент, чтобы принимать гостей. Где-то внутри ёкает сердце, подкидывая возможность приезда Жерара, но тут же отвергает её, поскольку это было попросту невозможным. Отреагировать на слова она не успевает, как вдруг видит в дверях её — женщину, которая вызывает целый ворох противоречивых чувств где-то там внутри. От её приятного тембра по телу тут же начинает разливаться тепло, и Амели уже не в силах сдерживать приветливую улыбку. — Я никого не ждала сегодня. Не знала, что ты в Париже, это из-за меня или по работе? [NIC]amelie lacroix[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/piNfJfX.gif[/AVA]