would you use your knife against me // would you cut me just to see
if i would go to heaven // or hell is home for me
nomy – freakshow, part 1
ГЛАВА I. ВИДИШЬ МЕНЯ НАСКВОЗЬ?
|
|
ГЛАВА II. ЗАПИСКИ ИЗ ПРОШЛОГО
Где родился Ким Дживон, неизвестно до сих пор. Собственно, это практически никого не волновало, даже его самого. Однако свою жизнь в самом начале своего долгого пути он уже не помнит. Родители вроде и были, а вроде бы и нет. Вроде была мать, которая его родила и вроде как даже попыталась обеспечить новорожденному кров и еду, а вроде это был один из давно забытых снов. На самом деле мать бросила его практически сразу, как только он родился. Самое странное, что перед тем, как исчезнуть с горизонта его жизни, она успела дать имя – Дживон. В те времена брошенные дети встречались сплошь и рядом, и только бог знает, как они еще оставались на плаву первые несколько лет. Как правило, они еле дотягивали до 4-ехлетнего возраста. Так и думали про Дживона, когда того подобрали рядом с дверью в приют, который находился в самом неблагоприятном районе Нанкина. Никто не рисковал соваться туда - все знали, что там сборище бродяг, попрошаек и преступников. Но Вон был сильным, в нем жизнь била ключом, что не давало ему усидеть на месте хотя бы пять минут. Как он, кореец, оказался в те времена в столице Хунъу, в портовом (тогда еще не таком роскошном) городе Нанкин, также неизвестно. Да и самому Дживону было неинтересно. Он пытался выжить, как того требовали обстоятельства. В 6 лет приют посчитал, что парень уже достаточно смышленый, и на него не нужно больше тратить такие важные ресурсы как еда или вода. С этого момента паренек начинает свое выживание на улицах Нанкина. На дворе стоял 1384 год. Сам Дживон сейчас вряд ли ответил кому-либо на вопрос «когда изменилась твоя жизнь». На самом деле, таких моментов за его существование было гораздо больше, чем вы могли бы представить. Но об этом потом.
Маленькому шестилетнему пареньку, скитающемуся по улицам уже такого устоявшегося города, да еще и по самому опасному его району, вряд ли хотелось какой-то лучшей жизни. В Дживоне с самого детства зарождалась необычайная страсть жить, а еще бороться за то, что у него есть. Хотя в те годы у него не было ровным счетом ничего. Он с трудом говорил на китайском, хотя родным языком оставался корейский – спасибо работающей в приюте даме, которая с малых лет приучала парнишку к корейскому, несмотря на то, что они находились в Китае. Кое-как ему удавалось просить милостыню редко заезжавшим в этот район гостям, которые ради забавы появлялись здесь ради экскурсии, несмотря на то, что это было опасно для их жизней. Если парню везло, то у него была горбушка хлеба на несколько дней. Снова удивительная способность Вона адаптироваться к какой-либо обстановке. Он находил способы достать еду, насколько свежую и насколько вкусную - неважно. Его характер становился тверже камня. Пусть ему и приходилось просить милостыню на улице, но внутри него кипела злость. Злость, благодаря которой он хотел мстить всем вокруг, но на какой-то момент верх взяло смирение с его жизнью. С другой стороны он ничего не умел, а выделялся он только своим происхождением и широкой улыбкой, которую он демонстрировал очень редко. С таким образом жизни Джи мирится еще год. Когда ему стукнуло семь лет (даты рождения, к слову, он не помнит, в его голове отпечатались только цифры года - 1378), в городе объявился какой-то бродячий цирк, который показывал странные представления, он даже имел какую-то славу благодаря им. Тайком пробравшись на одно из выступлений, Вон наблюдал за акробатами, которые вытворяли со своим телом невообразимое, за дрессировщиками, которым удавалось усмирять животных, а также иллюзионистами, показывающих свои фокусы и обманывающих публику. В парнишке проснулась какая-то странная тяга к этому месту, почему-то ему казалось, что он должен как-то попасть в этот цирк, за что он был готов делать даже самую грязнейшую работу. На удивление, когда Дживон подошел к мужчине, который держал этот цирк, ему потребовалось всего пара минут, чтобы его взяли как клоуна. Хозяину, видимо, приглянулась широкая улыбка парня, которую он просил продемонстрировать. Здесь начинается новый этап его жизни.
Быть клоуном – это все равно, что быть умственно отсталым, грубо говоря, только нужно делать еще такие вещи, чтобы люди смеялись. Дживону дали сценический псевдоним – Стрит, что с английского означало «улица», как бы в честь того, что всю свою жизнь парнишка провел именно на улице. Со своей новой работой он справлялся на удивление хорошо, что очень радовало хозяина. В те времена парня совсем не волновал тот факт, что у него совершенно не было друзей, хотя бродячих мальчишек вроде него на улицах было пруд пруди. Однако в этом месте, в цирке, в первый же день его поручили одному такому же на вид мальчику. Как оказалось, звали его Ханбин. Он жил в этом цирке с рождения, а потому считался неотъемлемой его частью. Они были одногодками, а потому Ханбину поручили провести для Вона своеобразную экскурсию по этому месту. Внезапно Дживон обрел первого и единственного друга на всю жизнь. Они хорошо ладили, Джи не задумываясь называл того своим другом, а Ханбин вроде и не был против. В этот период времени Вон раскрывает в себе странные наклонности. Еще на улицах Нанкина, проходя мимо лавок с мясом или рыбой, он наблюдал за тем, как потрошат тот или иной товар, в прямом смысле выворачивая тех на изнанку… и ему это нравилось. Почему-то Дживона привлекал сам процесс, ему всегда было интересно, каково это – разрезать чью-то плоть, касаться тканей мышц и защитных стенок органов… Тогда еще парень не придавал этому значения, но спустя какое-то время пребывания в цирке, он заметил, что в нем время от времени просыпается какая-то неконтролируемая злость. Выливаться ей он не позволял, ведь, по сути, в этом цирке он был на птичьих правах, он просто обязан был быть осторожным. С другой стороны теперь у него был Ханбин, который всегда мог подбодрить его в тот или иной момент, а если нужно, то и выслушать. Так и текла жизнь Дживона в цирке.
В 18 лет Стрит уже обрел некую популярность у публики. Бродячий цирк странствовал от одного города династии Мин к другому. Но именно этот год стал для Дживона переломным, впрочем, как и для Ханбина. Отправившись за пределы их теперешнего городка, в котором они выступали, на «разведку», с парнями приключилась история, которая навсегда изменила эти две жизни. Дживон толком не понял, как это произошло. Все, что он помнит, он мог бы описать как нападение, налет… который совершил всего один человек… хотя, правильно ли будет называть его человеком? По крайней мере, Стрит точно не догадывался, каким чудовищем являлся тот мужчина. Одним движением руки откинув Ханбина в сторону, незнакомец вот так просто и без слов прильнул к шее Вона. Парень чувствовал, как чужие клыки впиваются в его шею, а уже через несколько секунд в его раскрытый рот капала чужая кровь. Буквально обезумев от ужаса Джи пытался вырваться, но хватка у этого создания была невероятно сильная. Спустя еще несколько минут то же было проделано с Ханбином. Оставшись лежать на сырой и холодной земле, Стрит не чувствовал ничего, кроме страха. Страха за свою уже состоявшуюся жизнь, но на удивление умирать его тело даже и не думало. Сил не оставалось, чтобы элементарно подняться на ноги, а спустя еще какое-то время все тело начала оковывать боль. Боль настолько сильная, что она запечатлелась в памяти Вона до настоящего времени. Оба парня не понимали и даже не догадывались о том, что с ними сотворили в ту ночь, но зато один из них прекрасно помнит свои эмоции в тот момент. Дживон бил кулаками по земле, изгибаясь под лунным светом и корчась от ужасной боли, он буквально рвал на себе одежду, выполняя приказы обезумевшего от шока мозга хоть как-то облегчить свою участь. Но должного спокойствия он не ощущал еще несколько часов, как и его друг. На следующий же день, когда оба они проснулись, парни обнаружили, что их тела приобрели какие-то новые особенности. Некогда загорелый Стрит теперь был необычайно бледен, а клыки стали заметно острее. На улице шел дождь, а небо было затянуто тучами. Сейчас же Вон пошутил бы на тему того, что им двоим просто повезло, что в тот день не было солнца. Необычайное везение. Но вернувшись кое-как обратно в цирк, Джи окончательно понял, что теперь в нем бурлило что-то, что не поддавалось контролю. Его тянуло… к людям. Ему казалось, что он чувствовал каждый запах, который только мог обволакивать его тело, ему хотелось коснуться чьей-то плоти зубами, как это сделали накануне с двумя парнями из бродячего цирка.
Осознав то, что теперь он обладал необычайно силой, скоростью и потребностью пить кровь людей, Дживону буквально снесло крышу. В его голове вообще не укладывалось, что такое возможно, он даже не знал, кем теперь они с Ханбином являются. Зачем их сделали такими? Зачем даровали эти способности? Вопросов было слишком много, однако их прекрасно перекрывали неконтролируемые эмоции. Вон всегда был более эмоциональным, чем, к примеру, хладнокровный Бин. Несмотря на то, что с ним приключалось за эту жизнь мальчишки из неблагоприятного района Нанкина, в нем всегда жили и бурлили эмоции. Любимым проявлением этих эмоций был гнев. На плохие новости он реагировал с вполне свойственными ему психами, нервным покусыванием большого пальца левой руки, что уже вошло в привычку на долгие последующие годы, а также ходьбой из стороны в сторону. Очень часто он мог сорваться на кого-нибудь, теперь его практически ничто не могло остановить. Единственным, кто был в состоянии это сделать – его лучший друг Ханбин. Теперь же, когда у него были эти нечеловеческие способности, Дживон возомнил себя древним мифическим существом, которое теперь вольно делать, что хочет. Бин не отставал и даже разделял его точку зрения - эти двое по своей сути были теми еще фруктами. Теперь парням хотелось крови. А Вону хотелось рвать и метать, сопровождая это безумным смехом, который часто звучал с хрипотой, что с его грубым тембром звучало еще более устрашающе. Теперь ему хотелось показать людям, что его нужно бояться, что в нем теперь бурлит кровь, как лава в вулкане, готовом начать свое извержение уже в следующую секунду. Его поведение в корне изменилось. Теперь он осознавал, что ему нужно убивать людей, чтобы выжить. Иногда его замечали, но в живых не оставался никто… Он оставлял за собой след из трупов, после, наконец, насытившись, он проводил время за одним из шатров цирка, довольно размазывая по рту чужую кровь. Ему нравилось это чувство, а еще ему нравилось, что он может разделить это с Ханбином, к которому у него была совсем нездоровая любовь вот уже несколько лет. В один из вечеров Дживон снова покидает бродячий цирк. За ним молча следовал Ханбин, ведь им нужно было утолить свою жажду. Нарвавшись на какую-то группу бандитов, в голове Вона щелкнуло, мозг дал приказ: «Атаковать», которому тело просто не могло не повиноваться. Это была знатная бойня на окраине городка. Двое парней убили семерых здоровых мужчин. Последнего Дживон избивал с особым остервенением, сопровождая это тем самым смехом, который ему был свойственен в подобной ситуации. Он превращал чужое лицо в месиво, пока его не остановил Бин. Более менее придя в себя, парень спохватился, ведь это была пустая трата крови… Оставлять целый мешок с этой божественной пищей вот так. Испив крови у мертвого человека, Дживон еще не подозревал, чем это ему аукнется. Но уже на следующий день по городку разлетелась новость – объявилась пара маньяков, которые пьют чужую кровь. Кто-то видел двух парней примерно двадцатилетнего возраста, тут-то Вон понял, что он натворил, что он не сдержался - и вот во что это вылилось. Кровь мертвого разливалась по его внутренностям, выжигая на них имена жертвы. Так себе это представлял Стрит. В нем вообще жила странная тяга к актерству, к каким-то высоким вещам, хотя сам он был бродягой всю свою жизнь. Ему нравилось подбирать услышанные на улицах городов красивые слова и составлять их в выражения своих чувств. Но испытывал он лишь сильную слабость и недомогание. Мгновенно сориентировавшись на месте, когда у хозяина цирка выпрашивали про двух парней, Ханбин собрал все их вещи и вывел Дживона из цирка, после чего они еще долго бежали в неизвестном направлении. И следующим местом назначения была Европа.
Еще через пару-тройку лет они обосновались в малоизвестном городке где-то на границе Германии и Франции. Хотя откуда это могли знать двое бродяг. Сказки о Европе они слышали только в тавернах от пьяниц, которые рассказывали о своих похождениях. Однако долго жить в неведении молодым вампирам не пришлось. Еще через какое-то время их нашел один очень интеллигентный с виду мужчина, назвавшийся Робертом. На удивление, он знал и китайский и корейский языки, да и вообще выглядел он очень подозрительно и слишком ухоженно, даже держался как-то высокомерно. В этот момент жизни Дживона он впервые обрел наставника, как и Ханбин. Этот мужчина быстро выследил их, ведь за ними все еще тянулась нить из трупов, пусть и в гораздо меньшем количестве. Этот самый Роберт привел их в свой особняк, а после рассказал о том, что они не одни такие с «божьим» даром, который, к слову, оказался совсем не божьим. Он рассказал про их непереносимость света (что очень интересовало Дживона, который как-то раз чуть ли не сунулся на солнце, кожу тут же обдало волной жара, а часть левой руки покрылась значительными ожогами), способности, которые включали в себя гораздо больший спектр, нежели тот, что открыли для себя эти два парня. В общем, теперь у них был наставник, который взялся обучать молодых вампиров, как выживать и не оставлять за собой таких явных улик, как трупы.
Дживон сидит за столиком в каком-то кафе напротив Ханбина и улыбается тому, как-то странно, с толикой безумия, иногда раскрывая глаза чуть шире, чем нужно. После он отворачивается к окну и наблюдает за проезжающими мимо машинами. В его голове все это происходит поэтапно. Он помнит только три этапа своей жизни, которые значили для него слишком многое, за что он пытается ухватиться и не дать этому сбежать. Сейчас им обоим по 600 лет с парой лишних десятков. Они оба прожили бок о бок интереснейшую жизнь, пережили слишком много событий, притворялись кем угодно и научились убивать тихо. Только вот теперь Дживон казался себе воистину безумным. Иногда он винит в этом себя за то, что дал себе волю, а иногда Ханбина за то, что тот позволил ему выпустить это наружу когда-то. Но это быстро проходит, его голову быстро забивают мысли о том, что этой ночью он снова найдет себе жертву, с которой можно будет поиграть. Джи усмехается, поправляя полы своей кристально чистой белой рубашки. Он прикрывает глаза и видит лица тех, кого он убивал долгими ночами, постепенно мучая и в итоге оставляя без единой капли крови. Он любил сохранять эти картины в памяти, ему нравится прокручивать это в своей голове раз за разом, после придумывая какой-нибудь новый способ донести жертве суть своего безумия. Вон открывает глаза и снова встречается с холодным взглядом Ханбина, который теперь тоже улыбался ему по-своему жутко… И Дживон вспоминает, что если бы не Ханбин, у него вряд ли была бы такая жизнь. Он вряд ли бы справился со всем этим, а самоконтролем, который особенно нужен в наше время, он никогда не умел владеть. Да и зачем? Ведь у него все-таки был тот, кто мог остановить его лишь одним взглядом. Вампир все-таки осознает, что в его жизни есть любовь настолько сильная, что променять ее на что-либо другое было бы самой великой неблагодарностью этой вечности. Он снова усмехается, делает глоток уже остывшего кофе, так, для вида… Хотя человек напротив прекрасно понимает, что ему не нравится этот вкус. Они не едят человеческую пищу практически всю свою жизнь, сколько бы они ни пытались ее пробовать. Прежнего вкуса и наслаждения они уже не получали. Только кровь, только обреченность на звание истинного «кровопийцы».
На дворе 2014 год. Они оба живут в Пусане. Пару столетий назад оба парня воспылали желанием вернуться в страну, которая хоть отдаленно напоминала им о старых временах. Корея идеально подходила для этого. Они нашли здесь дом, нашли работу, обустроили свой кров и вполне довольны жизнью. Особенно Дживон, который теперь мог совершать набеги на одиноких прохожих, не опасаясь, что его кто-нибудь заметит, ведь наставник обучил его скорости ветра. Он слышал и об охотниках, которые промышляют где-то рядом, он знает, что на них ведут охоту, что было бы совершенно естественно, но Стрит не позволит себе быть пойманным, а если и позволит, то на этот случай у него есть не вполне здоровый Ханбин, с которым они могут горы свернуть.
ГЛАВА III. СНИМИ С МЕНЯ МАСКУ
» связь с Вами:
Минсок был вполне доволен своей работой в этом университете. И он вполне был доволен своей жизнью в целом и общем. Пусть его и чаще всего остального раздражали ученики, посещающие или нет его лекции, да коллеги по работе с вечными предложениями пойти выпить куда-нибудь. Сюмин уже устал отмахиваться и игнорировать их существование, хотя… Один раз его все-таки удалось затащить на подобную встречу… почему он пошел? По-моему, выдался до боли скучный вечер, который захотелось разбавить чем-то новым, но как потом оказалось – лучше бы все оставалось как есть, таким же скучным и неинтересным. Мин лениво сидит на своей кровати, пялясь на стрелки часов, показывающих 5:25 утра. Он просыпается без будильника всю свою жизнь, каждый раз это случается либо ровно в 5, либо с хвостиками, как сегодня. Странная привычка организма, выработанная, видимо, еще с детсадовских времен, когда его мать все-таки снисходила до того, чтобы отпереть его комнату и выпустить на скорый завтрак… Сюмин усмехается про себя, вспоминая свое «счастливое» детство, и неторопливо встает, ненароком наступая на тапок и недовольно морщась. В голове пустота. Никаких мыслей, никаких планов на вечер, кроме составления очередного построения его лекции, да проверки конспектов. Жизнь до боли скучна, но это его устраивало. Все лучше, чем шляться допоздна по каким-нибудь вечеринкам, а потом просыпаться непонятно где и с хмельной головой тащиться на работу, преисполненным сожалением о том, что силы воли остановить это все не хватило.
Сюмин смотрит в зеркало, висящее в ванной комнате. Он видит там все те же милые щеки, которые ему самому кажутся отнюдь не милыми, а пухлыми и чересчур детскими. Он видит слишком большие глаза, чем у большинства людей его национальности, а еще коротко постриженные блондинистые волосы, неряшливо взлохмаченные. Взгляд цепляется за каждую черту лица – очередная привычка, кто знает, может быть, Минсок ищет в отражении какие-нибудь намеки на взросление, может какую-нибудь морщинку, которая надоумила бы его, что время земное не вечно… пора искать жену, завести детей, да жить припеваючи до конца своих дней. Мужчина усмехается, переводя свой взгляд в сторону кончившейся вчера баночки жидкого мыла. Недовольно нахмурившись, он начинает умываться, так и не обнаружив этих самых намеков на своем лице. В любом случае, даже если он и нашел бы там что-то, заводить жену и детей Сок не собирался. Он давно для себя определил, что относится к той части населения, которую все остальные зовут «сексуальные меньшинства», вроде так, да… Сюмин качает головой, стряхивая прохладные капли с челки, и тут же вытирает лицо мягким белым полотенцем. Свою ориентацию он принял уже давно, да вот только партнёров по любви за всю свою 27-летнюю жизнь у него не было. Минсок с радостью бы ответил, как он так докатился, да только вот сам он понятия не имеет, как так. Ну, вот так. Половые связи, конечно, были в его жизни, но так, чтобы при этом по-настоящему любить кого-то… Не смешите. Любви не существует, в этом Сюмин уверен как ни в чем в этом мире. Существует привязанность, доброта, снисхождение, доверие… Но любовь? Какие-то там ученые вывели формулу этой самой любви, мол, это заболевание организма, вызывающее учащенный пульс, расширение зрачков, путаницу в голове… Появляется какое-то недомогание, а люди принимают это за «бабочек в животе». Глупости.
Закончив приводить себя в порядок, Минсок собирает свою сумку, укладывая туда нужные бумаги и часть проверенных конспектов, а после выходит из дома, также неторопливо натягивая на ходу любимое черное пальто и заправляя под него шарф. На улице ни намека на снег, хоть и близился новый год, вроде бы даже зима, но снег в этом городе – редкое явление, к сожалению. А жаль. Сюмин с радостью посмотрел бы на это зрелище, он любит снег. Ему также нравится смотреть на фотографии в интернете, как крупные хлопья падают под светом фонарей… Красота. Минсок заходит в автобус, который довезет его прямо до остановки перед университетом, платит за проезд и устраивается на самых дальних сидениях, у окна. В наушниках играет любимая музыка – ост из какого-то фильма. Мин всегда любил композиции без слов, как правило, в них можно уловить что-то такое, что словами передать не способен никто. Под эпичную музыку даже самые простые картины за автобусным окном становятся целыми полями действий, которые можно себе напредставлять. Но Минсок не мечтатель, ему просто нравится эта музыка.
Уже покидая теплый полупустой автобус, Сюмин тут же встречается с холодным декабрьским ветром, который так и норовит забраться под одежду и обнять так, чтобы зубы сводило. Пряча ладони в карманах пальто, мужчина уже пересекает небольшую аллею, раскинувшуюся перед самим зданием университета. По пути попадались совсем редкие ученики, которым нечего делать в шесть утра, кто знает почему, у каждого своя причина. Минсок одаривает каждого такого случайного встречного кивком головы и выключает музыку в телефоне, позже выдергивая наушники из ушей. Поздоровавшись с охранником и забрав у него нужные ключи, он направляется на третий этаж – в свой излюбленный кабинет. Отперев дверь, Сюмин проходит между многочисленными рядами с партам и стульями, расставленных полукругом, и осматривает помещение. Здесь холодно, впрочем, как и всегда. Одна батарея вышла из строя, а другие топят еле-еле. Минсок несколько раз навещал завхоза и просил что-нибудь с этим сделать, но… Толку от этого в итоге, как можно понять, никакого. Скидывая свою сумку на учительский стул, он проходит в смежную с основной аудиторией небольшую подсобку, вешает свои вещи на вешалку и возвращается к столу. На гладкой деревянной поверхности одиноко лежит листок, на котором аккуратным почерком выведено: «Хённим ♥ ~». Сюмин даже бровью не повел, смял листок обеими руками и снова прошелся взглядом по партам. Конечно, он знал, кто оставил эту записку. Эта заноза появилась совсем недавно. Его зовут Лухань, ему 25, он учитель информатики, по совместительству программист, хотя сам Сюмин ни разу не видел, чтобы тот блистал своими навыками где-то на практике. Этот парень позволяет себе такие вольности, за которые, наверное, если бы администрация знала, он давно получил бы выговор как минимум. У Минсока никогда не было в привычках доносить на кого-то или что-то в этом духе, со своими проблемами он привык разбираться своими силами. А теперь Лухань был его проблемой. В голове тут же материализовался образ этого самого программиста: большие оленьи глаза, идеально уложенная прическа и самодовольное выражение лица, завершающееся ухмылкой на губах. Сюмин закрывает глаза и недовольно трясет головой, отмахиваясь от образа неприятеля, как от ночного кошмара. Вот уже несколько лекций он замечает Луханя на задних рядах, сидящего среди учеников. Неудивительно, с его лицом он запросто тянет на их одногодку. Сюмин выкидывает смятый листок бумаги в мусорную корзину и начинает разбирать сумку, выгружая оттуда нужные бумаги. Сначала тот сидел тихо, а пока он сидел тихо – Минсока не волновало, что этот уважаемый забыл на его парах. Но с некоторых пор он начал откровенно высмеивать преподавателя литературы перед всеми учениками, что было высшей степени непрофессионально, уж стоит умолчать о том, что это подавно неэтично и невежливо. Пару раз он выставил его за дверь, даже не церемонясь, лишь наблюдая за тем, как на лице негодяя играет все та же самодовольная ухмылка, но потом он все равно находил способ вернуться на свое место. Благо, ученики не особенно реагировали на замечания старшего по поводу больших щек кимминсок-сонсеннима и его детского лица, ибо правила посещения лекций по литературе знали все. За два года обучения, их выучил каждый. Но этот Лухань…[i] «Заноза в моей заднице», – закончил Минсок мысленно и, закончив выводить мелом на доске вопросы для предстоящей работы, забрал документы со стола и направился в кабинет директора университета, до начала лекции были еще дела.
Проторчав добрых полтора часа за беседой с главой этого здания, Сюмин, просматривая по дороге полученные новые бумаги, направился к своему кабинету, где уже должны были собраться учащиеся. Звонок прозвенит через 7 минут, у опаздывающих еще было время. Добравшись до нужной двери, Минсок тут же вошел внутрь, практически сразу встречаясь взглядом с той самой занозой – Луханем. Не подав виду, что он раздражен, Сюмин лишь кивнул ученикам, проходя к своему столу, после устраиваясь на своем месте. За минуту до звонка в аудиторию вбежала одна из худших учениц его класса, видимо, девушка не ожидала, что учитель уже здесь, поэтому заметив его взгляд исподлобья, она тихо прошла на место рядом с Луханем. Мин взглянул на часы… «Три… два… один», – как по заказу прозвенел звонок. Мужчина поднялся со своего места.
– Итак, всем доброго утра. А у кого не доброе, тот можете выйти из этой аудитории, потому что нянчиться сегодня я ни с кем не собираюсь, впрочем, выслушивать какие-либо замечания тоже… Ах, да, если вы не готовы к сегодняшней работе, вы тоже можете выйти, пока не поздно, – он всегда начинал свой урок с этой фразы, он представлял шанс уйти тем, кто был не готов или не уверен в своих силах, но сейчас все остались сидеть на своих местах. Минсок довольно кивнул. – Отлично. Как я уже сообщал вам ранее, сегодня по плану контрольная работа. Анализ произведения Иоганна Гёте «Фауст». Перечень вопросов вы сейчас увидите на доске, на работу у вас есть все полтора часа, – с этими словами он подошел к доске чуть позади себя и перевернул ее обратную сторону, на которой он ранее успел расписать несколько вопросов. – Приступайте, – теперь можно было расслабиться и в тишине посидеть, проверить еще свежие конспекты. Единственное, что сейчас волновало Сюмина, это Лухань. Посмеет ли он сегодня сорвать ему контрольную работу или же нет. Если да, то значит время пришло, Минсок больше не собирается терпеть этих выходок, пора бы уже как-то намекнуть этому товарищу, что его место в… За дверью его аудитории.[/i]
