[indent] Сама мысль о том, чтобы вернуться в мир живых, вновь проживать человеческую (относительно) скучную по многим меркам жизнь, кажется Осирису чем-то вроде инстинктивного желания. В этом веке часть их пантеона была удачно вознесена, награждена шансом вновь жить, и это кружит голову до сих пор. То, чего Осирис так долго ждал, ради чего готовился, и, в конце концов, ради чего прошел все эти сложнейшие испытания, требующие хитрости, сноровки и воздержания — все это было не зря, потому что его имя отныне было первым в списке тех, кто возродится. Вместе с Аментет и Нейт они стояли перед великим советом — достойные, вознесенные, божественные в самом своем пике. Когда следом звучит имя — Исида, у Осириса дыхание спирает. Не то чтобы у них все ладилось в последнее время, но оказаться в мире живых целой супружеской чете — это то еще благословение. Вновь любить друг друга там, наверху, глядя друг на друга совершенно другим взглядом, иметь возможно узнать самые потаенные секреты и мысли друг друга. Такую возможность подарить мог только воистину великий совет, или великий случай.

[indent] Однако радоваться Осирис не спешит, ибо среди толпы всевозможных богов самых разных пантеонов, он чувствует на себе один единственный взгляд, который кровь в жилах заставляет застыть моментально. Сет тоже проходил испытания, но не был избран, и теперь ему придется провести очередной век здесь, в пустоте и темноте, где нет ничего, только их истинные лики друг перед другом и вечные склоки с обвинениями в том, что кого-то возродили, а кого-то нет. Осирис это уже проходил. Однажды будучи возрожденным далекие века назад, и вернувшись обратно под землю, он встретил целый ворох змей, недовольно шепчущих ему вслед, что тот на поверхности, небось, время отлично провел. Еще бы, за те сто лет. Осирис подобным провокациям никогда не поддавался, считал, что он выше этого, поэтому сейчас, когда Сет недовольно взглядом его прожигает (отчего, брат?), он собственный отводит в сторону, слушает наставления совета по поводу жизни там, наверху, возрождение становится слишком близким, больно не будет, Осирис до сих пор помнит — каково это, возвращаться в жизнь простого смертного и занимать уже полный сосуд для его души.

[indent] Сонун от боли корчится, несварение ударило по нему в самое раннее утро, а все потому, что нехер был жрать всю ночь и спать всего три часа. От назойливых слов матери отмахивается, просит оставить его в покое, но женщина будто взбеленилась, отставать от него не хочет, зудит над ухом и жизни его учит. Дерьмо собачье. Сонун ненавидит это утро, эту неделю, этот месяц, год, жизнь. Ему бы сдохнуть и где-нибудь под землей оказаться, где нет никого, кто мог бы потревожить его такой долгожданный покой. Но, как говорится, нет покоя грешникам, верно? Поэтому парень кое-как перебивается утренним кофе, закидываясь попутно нужными таблетками, по стенке доползает до собственной комнаты, а затем дверью громко хлопает перед носом матери, запирая ее тут же на щеколду (которую пришлось однажды привинчивать самому, ибо в какой-то момент материнская опека стала для него чересчур душащей). Вновь громко просит оставить его в покое, а затем на кровать валится лицом в подушку, бурчит что-то про то, что отдал бы все сокровища мира, чтобы оказаться кем-то другим, а не тем самым неудачником Ха Сонуном, который провалил вступительный экзамен в Сеульский национальный, в итоге оставшись с носом и целым «свободным» годом впереди, о чем, кстати, мать тоже успела ему по ушам проехаться.

[indent] Начиная задыхаться от нехватки воздуха, парень, наконец, откидывает подушку куда-то в сторону и делает несколько глубоких вздохов, хватаясь за лежащий неподалеку телефон. В сети его ждут лишь невзрачные новости, пара сообщений от школьных друзей, кричащих о том, что, ohmygod, они поступили куда хотели. Сонун улыбку кривит, отправляя им кучу радостных смайлов, поздравляет до боли наигранно, а мысленно продолжает ненавидеть все это. Спустя каких-то несколько минут, когда боль в животе, наконец, начинает сходить на нет, в голову начинают лезть те самые «любимые» мысли, подводящие парня к самокопанию. Может быть, если бы он не проебал большую часть занятий и не облажался с оценками, для него были бы открыты все двери. Но нет, он же неудачник законченный, играющий в какое-то подобие беспечности и пытающийся навязать всем свой образ крутого парня (на деле, конечно, все считали его шутом, но кого это ебет, верно?). Лучше бы книжку почитал, бездельник — как любит говорить его мать. Нет. Хватит с него, завтра же решает начать поиск работы, копить на отдельное жилье, чтобы в итоге съехать отсюда подальше. Но даже закончить про себя данную мысль ему не дают, в какой-то момент Сонуна прихватывает так сильно, что в глазах моментально темнеет. Ему кажется, что он куда-то падает, все тело начинает жечь пламенем, идущим откуда-то изнутри по ощущениям. Становится очень-очень больно, а в голове стоит такой шум, словно весь Сеул был помещен в его мозг. Парень скатывается с кровати и кричит так сильно, что в итоге голос срывает, после чего отрубается моментально, словно бы проваливаясь в черные недра космоса.

[indent] Глаза он распахивает, пожалуй, слишком резко — дневной свет ударяет по ним, заставляя вновь зажмуриться. В дверь продолжают ломиться, мать кричит и волнуется, но почему-то никакой эмоциональной отдачи это не вызывает. Я — Осирис. Проговаривает себе под нос, оглядывает свои руки, хватает с кровати телефон и наскоро включает фронтальную камеру — лицо свое принимается разглядывать. Он — бог, ни больше, ни меньше. И он прекрасно это ощущает. Он помнит свою жизнь многие века назад, помнит Исиду, Сета и все то дерьмо, что случилось с ним тогда. Инстинктивно потирает кожу в местах, откуда когда-то его брат отрезал куски, но шрамов не находит — привычку так просто не искоренить. В телефоне на него смотрит его же лицо, но совершенно другое в тот же момент. Оно словно бы черты поменяло, но осталось прежним, взгляд только какой-то более взрослый, что ли, изможденный. Цвет волос, почему-то из светло-пшеничного окрасился в кроваво-красный, а глаза теперь обрамляет черная подводка (надо будет попробовать ее смыть, хоть и в душе почему-то понимает, что это не прокатит), кончающаяся под левым глазом уджатом. Ра никогда не оставит эти дешевые попытки напомнить при каждом удобном случае, что целый пантеон Египта был порожден им.

[indent] — Вот это охуеть, — тянет еле вслух, продолжая разглядывать себя, а затем он словно ото сна пробуждается, вспоминая, что мать продолжает звать его по ту сторону двери. Сонун... или все-таки Осирис? Странное чувство, но теперь в нем словно бы двое живут. Тянет за щеколду, дверь таки распахивая и встречает изумленный взгляд матери. Женщина замирает в ужасе, руками рот прикрывая, так что теперь кажется, будто бы та скулит. — Мам, кажись, я бог, — проговаривает с наиболее дебильным выражением лица, потому что это все похоже на какой-то дебильный сон, хоть он и прекрасно осознает, что Осирис где-то внутри него, и все это самая, что ни на есть, реальная реальность. Женщина тут же падает в обморок, так что Сонун даже не успевает ее поймать. Ну, что ж, начало положено.

[indent] Весь последующий день Сонун пытается определиться, нравятся ли ему те изменения, что теперь с ним произошли, или нет. Несомненно, это охуенное чувство — знать, что ты теперь бог — но с другой.. Все эти чужие воспоминания, которые в один момент стали его собственными, отягощают его, а еще чувства мешаются, противоречие дикое вызывая, но с этим он мирится примерно пять часов спустя. Мать все еще пытается поверить в то, что произошло, а у Сонуна и слов нет. Всю любовь к ней как будто разом отодвинули назад, оставив лишь атрофированное чувство привязанности. Он теперь нечто большее, чем просто Ха Сонун, и тот факт, что он был избран сосудом для бога, делает из него просто пиздец как кого-то уникального. Только под вечер в нем просыпаются все инстинкты, и теперь перед ним стояла новая задача — обжив это тело, ему стоит теперь отыскать своих сестер (Исида должна быть где-то неподалеку), и он чувствует их, знает где именно они находятся, но вместе с этим знанием неожиданно в голове появляется ноющее чувство. Сет. Он тоже здесь.. Но это невозможно, он не был вознесен, значит, он как-то попал сюда, эм, нелегально? Никто такого провернуть доселе не мог, но почему-то теперь Осирис испытывает дичайшую тягу найти своего брата и получить ответы на свои вопросы. На автомате он берет телефон в руки, вбивает в адресат смс нужный номер (как будто он всю жизнь его знал) и назначает встречу на местном кладбище, не рассчитывая на ответ, который, в общем-то, ему не особо нужен.

[indent] Идя по улице, Сонун понимает, что практически каждый встречный оставляет на нем свой взгляд. Хочется под землю провалиться, но, с другой стороны, ему это нравится. Словно бы он наконец-то стал тем, кем хотел стать всю свою жизнь. Словно судьба дала ему второй шанс и сказала: на, бери, ты теперь действительно крут, Ха Сонун. Кто-то ему присвистывает, кто-то вскрикивает пресловутое «бог!», на что парень лишь улыбается самому себе. Кто бы мог подумать, что это произойдет с первым неудачником на селе? Очень хочется запостить селку в инстаграм, чтобы все бывшие одноклассники увидели и локти искусали от зависти, но пока что перед ним стоит более важная задача, отойти от курса которой ему не светит в ближайшие сутки — найти Сета как можно скорее. [AVA]http://sg.uploads.ru/2V0pK.gif[/AVA][NIC]osiris[/NIC]

[indent] Холодный осенний ветер бьёт в лицо, заставляя глаза слезиться. Осирис давно уже забыл, каково это — вот так просто идти по улице, дрожа от холода. С одной стороны ему хочется подставиться под этот ветер, размять кости, почувствовать, наконец, что он вновь жив, но с другой... он чувствует, как пареньку внутри холодно, кутается глубже в тёплую толстовку, решая заранее избавить тело от возможных последующих проблем с болезнями. Он слишком печётся о душе этого парня, о его теле и подавно — это неправильный подход, и Осирис прекрасно это знает. Перед отправлением в мир живых их инструктируют по полной, что захватывая чьё-то тело, следует подавить его хозяина, иначе это может привести к определённым последствиям. Да и в принципе делить одно тело на двоих — дело довольно затратное, требующее большего количества сил, чтобы тело не износилось раньше времени. И здесь Осирис пренебрегает всеми правилами, помня свой предыдущий опыт, когда душа какого-то банкира была подавлена. Она долго умирала, пытаясь перед этим взять верх над телом, а когда её не осталось совсем, тело превратилось в тряпичную куклу, погибло, и Осирис потерял чувство жизни.

[indent] Став правителем подземного царства далёкие века назад, он понял всю важность единения души с телом. Он познал все тонкости этого дела, чем убедил себя и ещё нескольких богов своего пантеона, что даже если вас воскресят в том мире, подавлять чужую душу — слишком опасно не только для человека, но и для бога. Человеческая оболочка часто бывает слишком уязвимой перед душой бога, она может запросто не выдержать всю мощь, которая оказывается заключённой в ней. Осирис в курсе не одного такого события, когда тело попросту начинало распадаться на части, потому что слишком гордые и агрессивные боги (вроде мудака Ареса) изначально начинали подавлять его вместе с душой человека.

[indent] Сонун же от этих мыслей сглатывает нервно. Весь этот монолог, что ведётся внутри его головы кажется ему до сих пор каким-то проявлением шизофрении, не иначе. Но он очень быстро понимает, что божество сидит внутри него, и оно заранее предупреждает, что это тело всё ещё остаётся его собственным, отбирать его Осирис не собирается, разве что в редкие моменты, когда ему придётся контактировать с богами. Сонун не против, и он искренне остаётся благодарным, искренне радуясь, что ему не достался какой-нибудь агрессивно настроенный Арес. Осирис снисходительно смеется где-то внутри и совершенно не кажется одним из самых могущественных богов древнего Египта. Сонун очень быстро привыкает к его речам = собственным мыслям, ему теперь даже не нужны наушники с музыкой, дабы как-то заполнить пустоту в голове, когда теперь там был кое-кто постарше и поумнее. В конце концов, думает Осирис, вместе они смогут добиться самого плодотворного сотрудничества, и Сонун полностью с этим согласен.

[indent] Вывеска кладбища показывается где-то вдалеке, когда часы на дисплее айфона показывают 2:31. Уже довольно поздняя ночь, но Сонуну не в первой шляться по улицам в такое время, да и чего ему теперь бояться, когда рядом есть всегда готовый кого-то отвадить Осирис. Он практически сорвал джекпот, что кажется, будто весь мир теперь у их ног. Редкие прохожие продолжают оборачиваться и реагировать на него, словно бы их продолжало тянуть к его телу. Сонун усмехается, встречаясь с запертыми воротами кладбища, поворачивает голову в сторону охранника, возмущённо выглядывающего из своей кабинки по ту сторону, и проводит ладонью в воздухе, усыпляя бдительность пожилого мужчины. Тот сразу же жмет на нужную кнопку, словно бы впав в транс, отпирая ворота, и Сонун неторопливым шагом продолжает свой путь куда-то вглубь, огибая могилы. Осирис чувствует себя наиболее комфортно среди мёртвых, скачет взглядом от могилы к могиле, проверяя, по всем ли обрядам были совершены погребения, и в целом остаётся довольным проделанной работой. Ни одной неупокоенной души на этом кладбище не оказывается, поэтому выйдя на пустырь, отведенный под строительство склепа, он принимается ждать.

[indent] Ощущение тревоги нападает на Сонуна слишком быстро. Дело было не в том, что его ещё ни разу не заносило на кладбище тёмной ночью, а в том, что воздух неожиданно словно тяжелее становится. Дышать становится всё труднее с каждой секундой, и вот он уже будто бы задыхается, оказываясь на коленях и пачкая чистые джинсы в мокром песке. Осирис незамедлительно берёт тело под свой контроль, позволяя, наконец, мальчишке свободно вздохнуть. Неудивительно, что тот начал задыхаться, ведь это был первый признак появления бога неподалёку. И это значило, что Сет уже где-то близко. Осирис пытается мысленно подготовить свою речь, ведь задерживаться здесь наедине с Сетом он не собирается, да и в целом он бы не стал его разыскивать, если бы не желание высказать дружеский совет относительно незаконных действий собственного брата. Сонун где-то внутри будто бы отключается, позволяя Осирису контролировать всё естество в полной мере, и тем лучше для него — не придётся становится невольным зрителем отнюдь не братского разговора.

[indent] И Осирис действительно был прав — уже спустя несколько минут где-то вдалеке он замечает две яркие точки, похожие на пламя. Сам он действует чужому примеру и выуживает из кармана толстовки айфон, дабы поглядеть на свое отражение. Его глаза излучают свет похлеще, чем фонари в самой беспроглядной тьме — ещё один признак того, что в теле в данную минуту находится только бог. Сет приближается всё ближе, и Осирис принимает более уверенную позу, пряча ладони в карманах джинсов, расслабляя плечи. Возможно, сейчас он кажется чересчур напыщенным, но это так неважно прямо сейчас, когда спустя несколько шагов напротив него оказывается мальчишка, внешне довольно схожий с его собственной оболочкой (это сходство он замечает сразу, усмехаясь стечению обстоятельств, ведь они действительно похожи, словно братья, словно Осирис и Сет). Глаза напротив полыхают ярким пламенем, а на чужих губах играет зловещая улыбка, от которой жутко становится даже ему — Осирису.

[indent] — Я здесь не для того, чтобы повидать тебя или по плечу похлопать, Сет. Я здесь для того, чтобы предупредить тебя, — Осирис делает шаг вперед, оказываясь ближе к своему брату. Осматривает его с ног до головы, проникает всевидящим взглядом внутрь этого тела и отмечает про себя, что уже с первых секунд мальчишка внутри был подавлен — плохой признак, но ход вполне ожидаемый от бога разрушений. — Я не знаю, как тебе удалось вернуться к жизни, кого ты подставил или убил, чтобы оказаться здесь. Но скоро это вскроется, и они будут искать тебя. Мне плевать на причину, по которой ты это сделал, но ты совершил большую ошибку, — проговаривает каждое слово холодно и спокойно, блокируя любые проявления эмоций. Ему не нужно показывать себя уязвимым перед братом несмотря на то, что когда-то они были не разлей вода, образцом братской любви. Когда-то они были слишком близки, пока Сет не убил его, разбросав части его тела по всему миру. И если бы не Исида, вряд ли бы он сейчас стоял на этом самом месте. — Ты зря подавляешь мальчишку. Под конец срока, если тебя не схватят раньше, от тела даже пыли не останется, — мерзость, думает Осирис. Кривит лицо, делая шаг назад, ему не хочется больше ни секунды здесь находиться, но что-то ещё держит его, не отпускает. Где-то внутри томится мысль о том, что всё-таки Сет его брат, родной брат, который когда-то был для него дороже всего во Вселенной. Но эти времена настолько далеки, что Осириса пробивает нестерпимой тоской. Не он был тем, кто всё испортил, а значит и пробуждения совести ждать не ему, хотя о такой Сет явно не слышал.

[AVA]http://sg.uploads.ru/2V0pK.gif[/AVA][NIC]osiris[/NIC]

[indent] Осирис задерживается на кладбище, ждёт, когда Сет его покинет окончательно. Он оседает рядом с чьей-то могилой, ведёт ладонью по шершавому камню надгробной плиты, и сердце его наполняется безграничной тоской. Он чувствует всё, что когда-то переживал этот человек, всю его боль, радость, разочарование, печаль, а затем необыкновенный подъём, надежду, смерть. Сонун где-то внутри чувствует то же самое, и сдержать слёзы ему удается лишь потому, что телом в данную минуту владеет бог. Этот момент запечатлевается в его памяти, ведь он впервые чувствует нечто подобное, и это одновременно самое лучшее и самое худшее проявление эмпатии на земле. Осирис чувствует, как аура его брата стремительно удаляется, и просидев так еще добрых пару минут, наконец, поднимается с места, обходит чуть ли не каждую могилу, ведет ладонями по надгробиям, вбирая в себя чужие эмоции, полученные за последние секунды жизни. Вбирает в себя и воспоминания, проносившиеся перед чужими глазами в момент смерти. За несколько секунд он получается такой объём информации, от которого любой другой человек уже сошёл бы с ума, не иначе. Но Осирис бережно обращается с этим даром, пропускает через себя чужие истории и показывает Сонуну, что в этом мире очень много как боли, так и счастья — каждый сам творит свою судьбу.

[indent] Кажется, что он проводит целую ночь среди могил, и лишь чувствуя на коже лёгкое касание ранних солнечных лучей, он оседает на земле и проводит небольшой ритуал, дабы поддержать тела умерших в бережном состоянии. За это время ему удаётся перейти с Сонуном на ты и многое рассказать ему, посвятить в те моменты, которые доселе не были известны ни одному живому человеку. Измеряя короткими шагами расстояние между надгробными плитами он долго рассказывал о подземном мире, о ритуале в ходе которого душа предстаёт перед ним на суде. О том, как её сердце оказывается на чаше весов, «соревнуясь» в праведности с пером правды. Он рассказывал о своих сыновьях Анубисе и Горе, которые проводили эту важную церемонию. И с каждым новым словом Сонун лишь поражался тому, что такое в действительности может происходить. Ведь кто бы мог подумать, что мифы и легенды в самом деле когда-то были правдой... без приукрашиваний и коверканий. Он мало что знал о мифах древнего Египта, поскольку историей практически не интересовался, поэтому рассказы Осириса не могли не впечатлить его. Когда ритуал считается оконченным, Осирис пропадает где-то там, внутри, возвращая тело Сонуну, предупреждает его о том, что теперь каждый день частично принадлежит только ему, ведь теперь носителю божества не обязательно учиться, работать или заниматься повседневными вещами. Он в праве делать всё, что пожелает, не мучаясь муками совести о прокрастинации, потому что это не так. Сонун был избран для великой цели, и это была его награда.

[indent] Парень поднимается с колен и окидывает взглядом, кажется, бесконечное кладбище, усеянное надгробиями, цветами, где-то флажками ЮК, и лишь потом замечает, что солнце уже почти взошло. В самом деле, они провели здесь всю ночь? Для Сонуна время текло слишком быстро, ему показалось, будто бы и часа не прошло, возможно, в этом был свой особый смысл.

[indent] — Остановись! Исида, ты сама себя слышишь? — чуть ли не на весь пустырь кричит Осирис. Спустя каких-то два дня положение вещей изменилось кардинально. Исида, оказавшаяся рядом слишком быстро, вела себя не как обычно, а словно бы она была одержима идеей. Идеей поймать Сета и выдать его Зевсу, который за несколько дней превратил Сеул в сплошные блок-посты и полицейские заставы, пытаясь поймать бога разрушений. Сама мысль о том, что Зевс ( конечно же, кто ж еще ) вновь был возрождён в новом цикле, возмущала бога до глубины души, но ещё большее возмущение вызывало то, что Исида слишком быстро нашла с громовержцем общий язык. Вот уже второй день она ведёт себя так, слово бы Зевс говорит с ним через неё. Эти слова просто не могут принадлежать жене Осириса, с которой они когда-то были счастливы. Даже сейчас, глядя на её вишнёвого цвета волосы, развевающиеся по ветру ( что при других обстоятельствах было бы, возможно, самым красивым зрелищем во вселенной ), ему хочется заткнуть её чем угодно. Он пропитана злостью и гневом насквозь, потерялась в ней, а теперь топит внутри и бедную девушку, чьё тело она заняла. — Ты помешалась на Сете. Остановись, пока не стало слишком поздно, — пытается вразумить её, на что та лишь звонко смеется, пальцами по её новому лицу ведет, царапая ногтями нежную кожу. Осирис смотрит на неё с разочарованием и нескрываемой болью, но ему всё ещё трудно поверить, что перед ним стоит та самая, кто когда-то совершила настоящий подвиг ради него. Что эта женщина собирала его по кусочкам в буквальном смысле, облетев весь мир, что когда-то она вернула его к жизни и возвела на трон подземного царства. Перед ним сейчас низшее существо, которое заводится лишь от одного упоминания Сета. Так быть не должно. Она говорит, что его брат залез к ней в мозг, скребётся изнутри, заставляя вести себя не так, как подобает богине, говорит это раз за разом, но она упускает момент, что от слишком частого повторения правдой это никогда не станет. Будучи одним из самых способных богов, пусть даже и на поверхности, Осирис быстро понимает, что чувствует его жена на самом деле, и о её скрытых намерениях может только догадываться. Но без Зевса здесь явно не обошлось.

[indent] Проходит ещё несколько дней, прежде чем Исида, наконец, успокаивается. Только теперь взбешённый её поведением Осирис пытается в тот или иной раз поймать момент, чтобы уличить супругу в неверности. Ему даже мысли чужие читать не нужно, чтобы замечать за девушкой странности вроде привязанности к телефону, который она всегда держит при себе — косится на него, в руках теребит, нервничает. Осирис сам ничего не слышал от Сета за эти дни, и, если честно, обстановка в городе не может не настораживать его. Зевс не поскупился явно, твёрдо решив найти того, кто нарушил закон возрождения, но какое ему дело? Это что-то личное, что он так взъелся? Осирис даже если захочет, не сможет вспомнить, когда в последний раз развращённый властью и силой Зевс поступал по совести.

[indent] Сонун же за эти дни всё больше удостоверяется лишь в одной вещи — боги, по сути, те же люди, только с большими возможностями и неограниченной властью. Они тоже ссорятся, как люди, тоже чувствуют, как люди. И судя по Осирису, когда-то они действительно были людьми ( пусть и не такими обычными, коих сейчас миллиарды, но всё же ), возможно, очень похожими на те образы, что были описаны в мифах и легендах, где говорится о их светлых сердцах и чистых помыслах. У Сонуна появилось много свободного времени, так что он сосредоточился на том, чтобы изучить больше легенд, связанных с тем или иным пантеоном, концентрируясь больше, конечно, на греческом ( египетский он теперь знал как нельзя лучше ). И чем больше он узнавал, тем больше он поражался тому, насколько это не соответствует настоящему положению дел. По телевизору практически на каждом канале в час новостей крутят мэра их славного города, в теле которого теперь засел Зевс. Судя по его внешнему виду, он не поскупился даже сделать его тело настолько же внушительным, насколько является он сам: глаза мужчины каждую секунду излучали свет, а его лицо по контуру пересекал искрящийся шрам в виде молнии. Выглядит довольно безвкусно, с чем соглашается даже Осирис. Сонун ловит ухмылку на собственных губах, а затем напрягается всем естеством — чувствует взгляд Исиды, пронизывающий, холодный, ядовитый. Она шепчет ему на ухо вещи, связанные с его родной матерью, видеть которую ему теперь было не позволено в целях её же безопасности, за больное задевает, знает, что ему неприятно. И это огорчает его с совершенно другой стороны.

[indent] Осирис рассказывал ему всю суть Исиды. Когда-то она была покровительницей угнетённых, бедных людей, простых ремесленников. Она являлась идеалом любой женщины, и она произвела на свет как богов, так и правителей. Как столь великая богиня смогла упасть до такого уровня? Сонун смотрит в чужие глаза и пытается разглядеть, где потерялась та грань, которая превратила её в собственное жалкое подобие, и не находит. В ответ ей он всегда молчит, что, кажется, раздражает богиню ещё больше. Но этого сделать ему попросту не позволяет Осирис, да и сам парень понимает, что дерзить ей нет абсолютно никакого смысла, особенно когда в нём самом сидит её супруг.

[indent] На шестой день после встречи на кладбище Сет вновь проявляет себя. На телефон опять приходит смс с временем и местом, что настораживает Осириса в полной мере. Встречаться с братом при таких обстоятельствах ( особенно когда за каждым его шагом следит Исида ) довольно глупая затея. Если их поймают вместе, им обоим не жить, ведь Зевс не станет разбираться, кто виновен, а кто нет, Осирис в одну секунду впадёт в немилость и станет второй по значимости целью после Сета. Исида каким-то образом находит его телефон и оживляется больше прежнего. Теперь она ведёт себя не истерично, а наоборот, словно бы понимая, что криком и угрозами она ничего не добьётся. Нежными касаниями она настаивает на том, чтобы Осирис принял приглашение на встречу, урчит ему на ухо, что так он поможет поймать брата, что Зевс их обоих вознаградит за содействие, что на деле вряд ли являлось правдой. Осирис спрашивает совета Сонуна, и тот сообщает ему, что ему стоит согласиться. Только вот неразумно вот так просто направляться в указанное место, достаточно просто запутать Исиду и замести за собой следы, сменив в итоге место назначенной встречи. Сам Сонун мог бы этим заняться, ведь район, где Сет назначил встречу, является для него чуть ли не родным. Он был прекрасно осведомлён о каждом закоулке, где Исида могла бы потеряться. И Осириса это вполне устраивает. Он сообщает Исиде, что примет приглашение, но ставит условие, чтобы она держалась не дальше нескольких сотен метров от него, раз уж всё равно следить возьмётся.  Та соглашается с необычайной радостью, с искрящейся улыбкой к нему подлетает, на шею вешается и целует в уголок губ, обещая, что этот момент изменит их жизни в этом цикле. И в этот раз она действительно права. [AVA]http://sg.uploads.ru/2V0pK.gif[/AVA][NIC]osiris[/NIC]

[indent] Не то чтобы избегать взгляда Исиды было невозможной задачей. Даже зная, что она за несколько сотен метров от тебя. Осирис всегда знает, где она, всегда чувствует её, и знает, что она не собьётся с намеченного пути даже под угрозой смерти. Ведь дело касается Сета. Бог усмехается себе под нос, прячет руки в карманах кожаной куртки, кутается в неё глубже, прячась от принизывающего холодного ветра, бьющего прямо в лицо и проникающего под одежду. Сонун где-то внутри, похоже, засыпает, и это хороший признак — ему не стоит быть в сознании, когда начнётся то, что начнётся, а именно — встреча с Сетом и открытие возможности сделать так, чтобы всё пошло по пизде. В прямом смысле этого слова.

[indent] Осирис заворачивает к лестнице, ведущей на подземную станцию метро, и уже мысленно ловит негодование жены неподалёку. Оторваться от неё посредством метро — довольно глупая затея, но попытаться стоило бы. Успешно пройдя очередной блок-пост, бог заворачивает на самую людную сторону, и сквозь эту толпу придётся ещё попробовать пробиться к приближающемуся вагону поезда. Исида сейчас приблизительно у входа в метро, так что если поднажать, у Осириса вполне мог быть шанс проскочить. Единственной возможностью заставить Исиду сомневаться был вариант затеряться в толпе так, чтобы она не сразу поняла, где Осирис находится — на станции или уже в вагоне, и это вроде как походит на какой-то план. Поезд останавливается и раскрывает свои двери, выпуская наружу новые потоки людей, готовых второпях сбить любого на своём пути, кто слабо стоит на ногах. Осирис занимает своё место в самом конце платформы и залетает в вагон, когда двери уже вот-вот готовы закрыться. Исида уже не скрывает своего присутствия и бежит прямо к нему, сталкиваясь лишь со стеклом, просящем не прислоняться близко. Её лицо моментально искажается злостью, она бьет ладонями по стеклу и что-то кричит, но из-за гула разгоняющегося состава уже не разобрать, что именно. Это задержит её на какое-то время. Осирис занимает своё место в углу вагона, опирается на его стенку и скрещивает руки на груди. Он всматривается в окошко, за которым тянутся провода и отражается лишь чернота тоннеля. Шум практически сразу закладывает уши, и в этом был свой смысл — не придётся слышать отдалённое шипение Исиды, которая в очередной раз недооценила собственного мужа. Духота, заполнившая весь вагон, почти начинает душить промёрзшего Осириса, выматывая его не совсем закалённое тело. Человеческий инстинкт где-то внутри начинает выискивать свободные места поблизости, но в такой толпе дай бог ещё что разглядеть — так что богу остается только терпеть, пока он не достигнет пункта назначения. Осирис уже всем своим естеством ненавидит метро.

[indent] Как только бог оказывается на поверхности конечной станции на окраине города, первым же делом он отправляет смс с новым местом назначения Сету. Нельзя, чтобы их поймали раньше времени. Ускоряет шаг и примерно прикидывает, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до тех самых заброшек, где однажды гулял Сонун. Тот, к слову, всё ещё дремлет где-то внутри, что на какой-то момент вызывает полуулыбку у Осириса. Видимо, парень настолько умаялся сосуществовать с богом, что ему потребовался отдых, но он не винит в этом мальчишку. Любой другой бы уже давно устал, Сонун в любом случае продержался «на ногах» дольше, чем мог. Чем дальше двигался Осирис, тем меньше людей он встречал на своём пути, и это вселяло какую-никакую надежду. К месту встречи он подходит с опаской, ступает осторожно и тихо, словно тигр к добыче — нельзя было исключать возможности, что за Сетом уже установили наблюдение, и люди Зевса вполне могли поджидать их обоих. Но периметр оказывается более-менее пустым, что позволяет Осирису, наконец, подняться на нужный этаж полузаброшенной многоэтажки. Сет почти моментально сыпет сарказмом в лицо, на что Осирис лишь разочарованно вздыхает.

[indent] — Ну и кашу ты заварил. Ты же в курсе, что этой встречей я и себя под удар ставлю? — говорит в какой-то степени равнодушно, и получая в ответ нескромное «да», фыркает. Рукой машет в направлении Сета, мол, с ним и так всё было ясно. Осирис подходит к краю обрушавшегося пола, присаживаясь на сырой бетон. Ему не помешало бы перевести хотя бы дух. — Она отстала, но ненадолго. Она же «привязала» меня к себе, всегда найдёт, куда бы я не смог убежать, — обреченно проговаривает куда-то в сторону открывавшегося впереди горизонта. И в голове Осириса превалирует ворох тревожных мыслей. Зачем он на это пошёл? Зачем он топит себя ради брата, который не раз предавал его? Так ли всё это необходимо? Ответа не находит, ощущает, как теплое тело садится рядом и слегка прижимается к его плечу. Осирис переводит взгляд на брата и видит перед собой беспомощного Сета ( если бы однажды он сказал себе, что увидит подобное зрелище — не поверил бы всё равно ). Именно беспомощного брата, который когда-то боялся темноты, думая, что демоны из дальних миров придут за ним. Осирис помнит, что тогда он прижимал Сета к себе крепко-крепко, обещая, что с тем ничего не случится, ведь старший брат здесь, рядом. Он защитит его ото всех. И в какой-то степени это являлось главной причиной того, что Осирис сейчас находится здесь — возможность исполнить собственный долг, сдержать обещание, чтобы потом разойтись по разным сторонам и забыть друг о друге. Он неловко опускает ладонь на чужое плечо, слегка сжимает его пальцами и говорит, что вместе они что-нибудь обязательно придумают, но закончить мысль ему не даёт собственное чутье. Осирис напрягается каждой клеточкой этого тела, чувствует, как Сонун где-то внутри чувствует то же самое — они здесь больше не одни. — Они уже здесь, — констатирует факт, поднимаясь на ноги и помогая Сету, в глазах которого тут же вспыхивает пламя. Брат настаивает, что им придётся отбиться здесь, пока у них выгодная позиция, и это звучит как неплохая, в общем-то идея, если бы не тот факт, что их сейчас, скорее всего, окружают со всех сторон, и чтобы прикрыть собственную спину, им пришлось бы снести восточную часть здания, закрывавшую им весь обзор. Осирис чертыхается про себя и решает попробовать сделать то, на что давно было наложен запрет, особенно в мире людей.

[indent] Сет говорит, что отбиться от нескольких волн людей Зевса будет слишком легко, пока в ход не пойдут другие боги, но выиграть время для заклинания Осириса у него получится. И последний не говорит слова против, он просит брата прикрыть его, а сам устраивается на коленях на еще целой стороне помещения. Склоняется лбом к холодному бетону и начинает произносит давно позабытые слова. Где-то слышится чужой крик, стрельба начинается слишком резко. По ощущениям несколько десятков снайперов начинают обстрел данной точки, и Сету приходится выставить все подручные средства перед собой, чтобы прикрыться от пуль. Осирис, дабы не сбить концентрацию, глушит все посторонние звуки, в данный момент полностью доверяя Сету и, возможно, допуская из-за этого ошибку, которая вполне может потом стоить ему жизни. Всё подземное царство сейчас должно стоять на ногах из-за магических слов, произносимых им в эту минуту, он обращается к каждому божеству, к каждой твари, которая обитает в его собственном царстве, ищет лишь одного единственного, кто мог бы им с Сетом помочь — связываться с Тотом через мир живых было бы слишком опасно, а потому сейчас богу приходится искать обходные пути, дабы связаться с тем, кто мог бы открыть для них портал в безопасное место. Сквозь приглушенный вакуум вокруг Осириса проходят отголоски хаоса, творящегося снаружи. Сет не скупится пускать в ход все свои силы и обрушивать их на преследователей, но, когда на горизонте появляется гигантский силуэт одного из титанов, Осирис отчётливо слышит ругань брата. Он начинает читать заклинание быстрее и громче, чтобы не сбиться самому, поскольку через каких-то несколько секунд их вполне могут вернуть обратно туда, откуда они пришли в этот мир. Сонун начинает паниковать, и это сейчас совершенно не к месту, так не кстати. Заклинание оказывается почти прочтённым, когда титан останавливается в непосредственной близости. В этот же момент Сета почти пронзает откуда-то взявшаяся молния ( стоило бы догадаться, что Зевс сам выйдет на охоту ), и Осирис еле успевает схватить брата за руку, прежде чем они оба исчезают из поля зрения нескольких сотен людей и десятка богов.

[indent] Сонун открывает глаза и видит перед собой лесную чащу, не иначе. Он сразу чувствует, как его собственная футболка пропиталась потом и теперь он мёрзнет от каждого дуновения ветерка. Только спустя несколько секунд он замечает, что он сам лежит в довольно неудобной позе на раскидистых корнях одного из деревьев, прижимает к себе тело мальчишки, который еще секунду назад был Сетом, и плечо его оказывается пропитанным кровью. Сонун почти вскрикивает, понимая, что и сам теперь он перепачкан в крови, дергает чужое тело, прислушивается, проверяя, дышит ли он в принципе. Осирис не подает признаков жизни где-то внутри, и Сонун искренне надеется, что это временно. Парень, практически лежащий на нём самом, не двигается, но дышит, и это, блять, просто охеренная ситуация. Что же ему теперь с этим делать?[AVA]http://sg.uploads.ru/2V0pK.gif[/AVA][NIC]osiris[/NIC]