R H Y T H M I N S I D E
S E U N G Y O U N + J E N O
[AVA]https://i.imgur.com/apG1QP2.gif[/AVA] [NIC]Cho Seungyoun[/NIC]
rhythm inside
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться12020-09-06 16:00:42
Поделиться22020-09-06 16:00:54
Сынён задумчивым взглядом окидывает свою полупустую комнату. За столько уж лет неплохо было бы и обставить её, да только накопленные средства утекают так быстро, что ни одной большой покупкой парень не в состоянии похвастаться до сих пор. Единственное, чем бы он мог гордиться — новенький ноутбук, доставшийся по слишком уж щедрой скидке. И как это ему вообще повезло выложить деньги, которых хватало практически впритык? Дьявольское везение, не иначе. Сынён складывает в рюкзак все вещи, которые могли бы ему сегодня понадобиться: бутылка воды — есть; плеер с наушниками — есть; телефон — есть; зонт на всякий случай — есть; пара упаковок молочного шоколада, чтобы удержать самого себя от лишних трат — есть. Он зависает ещё на несколько минут, раздумывая, стоит ли ему взять запасную толстовку — тоже на всякий случай, ведь мало ли что может произойти. И решает всё-таки подстраховаться. Синоптики дождей сегодня не обещали, и на улице ярко светит солнце. Сынён прогнозам погоды никогда не верил, а потому решает подстраховать самого себя на случай чужой промашки.
Сегодня его ждёт встреча с Джено. Они не виделись целых три дня, и, если честно, Ёна это очень настораживало. Слегка суховатые ответы в социальных сетях, не длящиеся дольше пары минут телефонные звонки — Сынён чуть ли не срывается, практически тонет под гнётом мыслей, но предложение встретиться сегодня в мгновение разгоняет показавшиеся на горизонте грозовые тучи. Всё не так плохо, он опять надумывает, занимается этим днями на пролёт, а ведь терапевт не раз ему советует относиться к подобным вещам чуточку проще. Ведь общаться с людьми довольно легко, верно? Сынён неуверенно скалится, в зеркало смотрит и замирает на какой-то момент. А что, если Джено не понравится, как он сегодня выглядит, и это ухудшит их отношения? Сынён тут же стягивает резинку с макушки, высвобождая отросшие чёрные пряди из тугого хвостика. Ещё добрых несколько минут он поправляет их, чтобы не выглядеть совсем растрёпанным и решает, всё же, идти так ( но резинку всё равно берёт с собой, мало ли что ). Проверяет время на часах и с ужасом отмечает, что опаздывает на пять минут — плохо. Парень наскоро выбегает из квартиры, спешно запирая дверь на ключ, и в мгновение ока оказывается на улице. Погода скверная — солнце палит слишком сильно, так и норовит заглянуть в глаза, что раздражает ещё больше. Сынён не любит солнце, дожди больше по его части, а потому он продолжает надеяться, что погода ещё переменится. В автобусе ещё душнее, чем на улице, и это действует не только на нервы, но и на организм в целом — проведя в транспорте пару минут, он уже чувствует себя уставшим. Хочется спать. Сынён прикрывает глаза всего на секунду и не замечает, как проваливается в довольно тревожный сон. Ему снится что-то давно забытое, что-то связанное с детством, и оттого на душе становится ещё тяжелее. Просыпается он из-за резкого прожатого тормоза, в панике осматривается, проверяет часы, которые всё ещё твердят, что он опаздывает, а в окне наблюдает пейзаж из бесконечных улиц, благо знакомых. До места назначения остаётся всего пара минут, и Ён успокаивается на мгновение. Телефон отдаёт вибрацией в бедро, как только он покидает общественный транспорт, и смска с текстом “ты где?” приятно отдаётся где-то там внутри, под слоем бесконечных переживаний и расстройств. Уже издалека заприметив знакомый силуэт, Сынён решает не отвечать на вопрос — убирает телефон обратно в карман, а сам разгоняется так быстро, как может, и с ходу налетает на Джено, заключая того в объятия со спины.
— Прости, что опоздал, слегка задумался по дороге и не заметил, как время пролетело, — он улыбается широко и беспечно, но от его счастливого взгляда не ускользает перемена в чужом настроении. Джено улыбается в ответ, но делает это не так, как обычно. Сынён нервно сглатывает и понимает, что на него накатывает. Это из-за него? Может, не стоило так резко пугать? Или это из-за того, что он опоздал? А может быть, стоит копать глубже, и дело в самом Сынёне? Парень жмурится и отмахивается от наводящих мыслей, кладёт руку на чужое плечо. — Привет, кстати, — как ни в чём не бывало, но уже не так уверенно, как до этого. Джено всегда приветлив, и манеры у него хорошие, и сам он всегда такой весь.. дружелюбный. Он нравится Сынёну слишком сильно, и это, если честно, пугает его самого. Как бы всё не дошло до той самой точки, когда перед ним встанет тот самый вопрос, из-за которого, скорее всего, Ёну придётся взять очередной внеплановый поход к психотерапевту.
— С тобой всё в порядке? — Чо скидывает рюкзак с плеча и практически сразу же выуживает оттуда одну из шоколадок, протягивает ( практически всовывает ) Джено, а затем, не дождавшись ответа ( ведь проще перевести тему, да? ведь проще? ), делает первый шаг, задавая им обоим рандомное направление. Всё-таки не стоять же им на одном месте. — Я вчера видел новую дораму, не помню, правда, её названия, но которая про... — волнение нарастает сильнее, стоит ему только начать говорить. И всё было бы не так плохо, если бы Сынён не следил всё это время за реакцией друга, смиренно идущего рядом. На его слова он практически не реагирует, взгляд устремлён куда-то под ноги, ладони спрятаны в карманах, хотя обычно Джено сам идёт на тактильный контакт и заговаривает первым. Что-то явно не так, и Сынёну действительно трудно сосредоточиться на чём-то другом. Речь прерывается, когда они оказываются в менее шумном районе, и Ён останавливается, будто бы забывая, что он хотел сказать дальше. Что-то не так. Что-то не так. Словно бы заевшей пластинкой где-то внутри. — Прости, ты не ответил на вопрос, ты в порядке? Я сделал что-то не то? — уточняет, потому что легче спросить напрямую, чем вынашивать это где-то внутри себя ещё долгие дни. Терапевт говорила, что спрашивать — это нормально, ведь ничего страшного не произойдёт, если ты уточнишь пару вещей для собственного спокойствия. Только вот теперь его действительно волновал возможный ответ, который ему только предстояло услышать. Сынён сцепляет руки в замке и нервно губу изнутри прикусывает. Взгляд мечется из стороны в сторону, а нервное напряжение продолжает расти, пожалуй, слишком быстро. Почему Джено медлит? Неужели дело действительно в нём? [AVA]https://i.imgur.com/apG1QP2.gif[/AVA] [NIC]Cho Seungyoun[/NIC]
Поделиться32020-09-06 16:01:04
;в тишине заброшенного дома
стирается наша память.
и если ты надеялся на чудо, то
извини.
последствия катастрофичны и
глупы.
всё, что нами не сказано,
- без сожалений топи.
Последние полчаса он разговаривает с мамой и параллельно ковыряет носком обуви наполовину высунувшийся из-под земли камешек; тот совсем маленький, угловатый и одинокий, что полностью соответствует его настроению. Мама в трубке звучит с одышкой, еле слышно (или это он совсем перестает слышать), но по-прежнему ласково, когда расспрашивает о его времени возвращения. Домой - теперь почти приговор, еще не высветившийся целиком на горизонте, но маячащий перспективами, которых не избежать. "Конечно, мам, я вернусь задолго до темноты", - он далеко не в том возрасте, чтобы отчитываться за свое свободное время, но обстоятельства как-то быстро изменились. "Да, мам, я взял с собой таблетки", "да, мам", "хорошо", "ты тоже будь аккуратна". Последнее сказано строгим голосом, на что в трубке немного смеются и потом отключаются; он тоже убирает телефон в карман, решая написать короткое смс другу.
Выходит слишком лаконично, собственно, как и последние недели их общения. Джено еще не успел сказать никому, что появились осложнения - слышимость левого уха снизилась на семьдесят процентов; еще далеко до полной глухоты, но близко к его истерике. Он, впрочем, не хочет расстраиваться, пытается не делать этого, но перепады настроения колыхаются как плакучая ива на самом легком ветру. Ему хочется избавиться от гнетущего чувства тщетности, но он привык полагаться только на себя: поплакать в жилетку кажется неосуществимой затеей. Да и что скажет ему человек, протягивающий салфетки и похлопывающий по спине? Джено не может придумать такого слова, чтобы ему это помогло. Ему, кажется, уже ничего не поможет.
Он продолжает упорно ковырять землю, и хочет уже развернуться в направлении дома, предварительно написав тому же адресату немногословное и извиняющее сообщение. Ему этого не дают: руки со спины обхватывают так внезапно и в объятия стискивают так цепко, что ему буквально нечем дышать. Мысль в голове крутится: "позволь мне вырваться", но вслух он ничего не произносит - вместо этого поднимает голову и уже знает, кто это без всяких слов. Сынен залетает в его личное пространство, выбивая наглухо запирающиеся двери, словно не замечает их (или Джено сам ему позволил такое поведение? с сожалением понимает, что да), и растягивает во все стороны как изворотливый пластилин. Только Джено уже не гнётся так легко, плохо поддается темпераментному настроению друга и вовсе осознает, что хотел бы сейчас посидеть в комнате из четырех стен.
- Привет и тебе, - улыбается. По крайней мере, старается нацепить на себя давно установленный образ, который в последнее время крошится у него под пальцами. Джено хочет попросить перенести встречу, но понимает, как это будет глупо выглядеть, особенно для Сынена, тягостно воспринимающего любые перемены. Только они уже нагрянули, когда никто из них не был готов. Джено мается и мнется, пробует отыскать вдохновение, которое невидимым спутником шагало между ними; но, все, что он нащупывает сейчас, - незавершенная буря, разворачивающаяся в его верхней части головы. Боль наплывами, словно гигантскими волнами, стачивает основу его существования - огромную скалу, на которой стоит он, маленький и неподвижный; волны бушуют и подъедают камни, пережевывают их словно самый вкусный обед. Он на верши горы один, и ему страшно.
- Спасибо, - мямлит и не разглядывая упаковку, хотя Сынен невкусные никогда не носит с собой, пихает ее в карман, куда следом раскладываются пальцы, один за другим, собираясь в кулаки. Джено надеется, что друг ничего не заметит, и с облегчением вздыхает, когда тот продолжает разговор. Он надеется, что они так и проведут время вместе: говорить ему совсем не хочется. Рот наливается свинцом, наскоро туда запиханным неизвестным, а по телу пробегает дрожь, вызывая странные ощущения; в голове постепенно раздаются раскаты, барабаны шумят и...в общем, такое чувство, что его дом переполнен чужими звуками. Он не чувствует себя в своей тарелке, и Сынен тоже это замечает, останавливаясь и вставая напротив. Джено смотрит на его кеды и неловко щурится, пытаясь придумать безопасный ответ. Соврать про занятия в университете? - слишком банально, про занятия футболом? - это тоже мне никогда не мешало, про состояние мамы? - это он тоже знает, может рассказать про себя? - зачем его обременять.
- Не дави на меня, Сынен, - он хочет сказать, что он в порядке, но вместо этого вылетают совсем другие слова. Джено удивляется своей честности и пробует заткнуться, но это не так просто. - Тебя слишком много, я как будто тону, не знаю..растворяюсь в тебе. Ты хочешь знать, как прошел мой день, что я делал и что съел на завтрак. Так даже моя мама не волнуется, - разговор приобретает странный смысл, но волны в голове не ослабевают - Джено искренне хочет разорвать с ними связь. Для этого он почему-то мишенью выбирает не того человека.
Поделиться42020-09-06 16:01:15
Сынён с ноги на ногу переминается, нервничает, волнуется. Руки в неуверенном жесте спрятаны в карманы джинсов, взгляд тревожно прожигает уже которую дыру в парне напротив. Джено медлит какое-то время, словно бы не решаясь что-то произнести, выглядит отчасти виноватым и слишком уж нерешительным. Поэтому, когда произнесёнными вслух оказываются вещи, которых Сынён всегда боялся, как огня, это становится ударом, который перенести и остаться на ногах оказывается очень тяжело. Где-то внутри сердце колотится с бешеной силой, адреналин закладывает уши и переносится по телу с течением крови, как-то это не нормально. Внутри моментально разгорается то ли диалог со своим внутренним я, то ли монолог — тысяча мыслей, и какую из них стоит озвучить прямо сейчас, Сынён не знает. Потому что всё, что сейчас крутится в его голове, всё приобретает более тёмный, обидный оттенок, потому что Джено говорит обидные вещи, от которых хочется моментально защититься, хочется отстоять самого себя. Но Сынёну он нравится, и это ещё одна проблема. Проблема, которую контролировать он оказался не в состоянии, а потому теперь ему придётся расхлёбывать кашу, которую сам же, похоже, и заварил. Выходит довольно чудно, да?
— Если мою заботу ты называешь давлением.. то получается просто охуительная история, — Чо усмехается, головой встряхивает, поправляю спадающую всё время на глаза длинную чёлку. Спустя пару попыток, он всё-таки заправляет непослушные пряди за ухо. Взгляд тем временем переходит куда-то на положение ниже — в землю, на Джено смотреть уже не хочется, если честно. — И что вообще это должно значить? Меня слишком много. Мы должны теперь видеться раз в неделю? Раз в месяц? Раз в год? Блять, Джено, — в какой-то момент картина начинает потихоньку складываться воедино. Сухие ответы, отсутствие звонков, теперь эти слова. Неужели Джено планировал всё это время их встречу, чтобы избавиться от него — Сынёна? Потому что всё это, пока что, походит на дико неклёвый план. Стоять на одном месте становится уже довольно проблематично, то ли нервный тик берёт своё, то ли, сама нетерпеливая и беспокойная натура Чо вновь показывает себя. Руки уже скрещены в районе груди, поза становится более агрессивной, и Сынён всё ещё не понимает абсолютно ничего. Перед ним человек, который без проблем проводил с ним своё свободное время, и который понравился самому Сынёну практически с первого взгляда. Да и познакомились они довольно забавно, а Джено вообще поступил как джентльмен, что в настоящее время довольно высоко ценится.
— Так ради чего всё это? — Сынён сдаётся, потому что понять всё самому ему явно не удастся, а вопросов, тем временем, меньше не становится явно. Пульсация где-то в висках начинает отдавать болью в затылок, и это довольно неприятное ощущение. Сейчас бы таблетку обезбола, а не вот это вот всё. Джено напротив закрывается от него моментально, будто бы он посторонний совершенно человек. Он выглядит недовольным, что ли.. но должно же быть что-то ещё, только вот что? Сынёну хочется встряхнуть друга, спросить прямым текстом, в чём же проблема, возможно, объяснить собственную точку зрения, но разрастающаяся слишком быстро где-то внутри обида буквально душит данный порыв заботы и здравомыслия, превращая Сынёна в подобие фурии, которое готово сжигать всё, что находится рядом, даже дорогих людей. Он пытается спросить у Джено, как давно всё это началось, кажется, спрашивает, почему нельзя было сказать это всё раньше, пока ситуация не накалилась. Сплошные вопросы. Он мучает Джено, цепляется за него когтями недосказанности, не выпуская ни на секунду, а тот, кажется, и не сопротивляется. И всё это идет от одной просто мысли — от него устали. Вот и всё.
Беспокойные хождения вокруг да около заканчиваются тем, что Сынён цепляется взглядом за стоящую рядом скамью, устало на неё опускается, пальцами длинными в волосы зарывается. На лице застывает маска с немыми вопросами, которые высказать вслух уже не позволяет то ли отсутствие сил, то ли избыток эмоций, рухнувший на него в одночасье. Где-то в правом кармане джинсов уже которую минуту вибрирует смартфон, разрываясь то ли от звонков ( которые всегда стоят на режиме вибрации и никогда не звучат мелодиями ), то ли от уведомлений, то ли от хер знает чего ещё. Сынён испытывает свою выдержку и не тянется к гаджету лишь потому, что ответ Джено оказывается в данный момент важнее всего на свете. Ведь не с проста всё это происходит, да? Только вот телефон всё униматься не желает, и уже спустя несколько секунд Чо ломается. Дисплей демонстрирует несколько сообщений от Юбина, пару пропущенных от Джунхи, а ещё одно-единственное сообщение от загадочного незнакомца, которого у него нет в друзьях. Сынён недовольно хмурится, переводит режим вибрации в беззвучный, убирает телефон обратно в карман и искренне надеется, что очень скоро ему удастся узнать у друзей, что же такое случилось, но только после того, как всё решится с Джено.
— Ты так и будешь молчать? Нет, я не против, ты сказал, что меня слишком много, и я, наверное, тебя бешу, но может ты всё-таки ответишь хоть что-нибудь? — взгляд вновь обращается к парню, стоящему рядом. Он ведёт себя словно статуя, и его лицо не выражает уже ничего, кроме разочарования и усталости. Сынён лишь кивает самому себе, да он тоже устал, его много чего беспокоит, но молчание напротив отбирает у него все имеющиеся залежи этих самых сил, которые хотелось бы ещё сохранить на остаток дня. Ведь ему ещё нужно будет как-то пережить вечер, не думая об этой чёртовой драме, которая разворачивается прямо на глазах. Драме, в которой он — Чо Сынён — играет главную роль, как и во всей своей ебучей жизни, что напоминает театр одного актёра. Драма длинной в саму жизнь, без репетиций, подготовок. Сразу с головой во все эти события. Где-то внутри селится грусть и тоска, напоминая о старинных теперь временах, когда отец был ещё жив. Очень жаль, что теперь Сынёну не суждено подойти и спросить взрослого совета. В свои юные годы он бы вряд ли так сделал, но сейчас он понимает, что ему этого не хватает слишком уж сильно. Может быть тогда всё было бы проще гораздо. Но Сынён теперь один, и ему одному придётся разгребать все свои дурацкие проблемы.
Поделиться52020-09-06 16:01:28
последствий не бойся,
зализывай раны.
нас впереди не ждет
ничего.
тебе даны крылья,
чтобы взлететь, -
мне - пламя жжет нёбо.
кто кого опускает на дно
?
—Может нам лучше вообще не видеться
загрузка.
выбрать опцию:
.
?
!
...
ожидание.
Джено еще не знает: он хочет произнести это вопросительным тоном или утвердительным, где никаких запятых; только точки прожигают насквозь, словно настоящие пули. Такие слова пробивают легкие, выбивая весь дух, обжигают пищевод так, что хочется скрутиться эмбрионом, и просверливают дыру в солнечном сплетении, оставляя после себя ничего, кроме зияющего отверстия, в котором ветер гуляет и свистит. Он на самом деле не хочет причинить боль человеку, которого считает (все еще?) другом, не хочет видеть эти ужасающие гримасы разнообразных чувств на лице, которому больше идет улыбаться. Только Сынен сейчас не улыбается, из-за чего слова застревают в его горле; он сглатывает - они падают вниз и растворяются на самом дне. Джено не знает, как обезопасить их двоих: не зацепить лишним, не нагрузить еще большими проблемами, не заставить застыть на месте, когда хочется только одного - бежать со всех сил. Но выбора у него не так уж и много; и раз уж он начал этот разговор, значит, он хотел выговориться. Что мешает ему сделать это сегодня?
Сынен.
С растерянностью в глазах, с щемящей надеждой, проскальзывающей в еле заметных телодвижениях, - Джено хочет провалиться сквозь землю, но им нужно расставить фигурки по местам, чтобы больше никаких недоразумений или неурядиц. Он смотрит на парня с разлохматившимися волосами, торчащими в разные стороны, и давит в себе желание дотронуться до них и пригладить; скрещивает руки на груди и сжимает кулаки с такой силой, что белеют костяшки. Нельзя. Именно из-за этого им и пора прекратить общение. Джено не признается даже самому себе - никогда, ни за что на свете; просто чувствует на подсознательном уровне, что вся их беготня затянулась, удавкой стальной на шее прочно затянулась, еще немного - и они погрязнут в том, откуда уже не выбраться. Джено, на самом деле, боится - сильно, до глубины, когда зверь внутри трясется и оглядывается; для него - это неизведанный лабиринт фавна, куда его забрасывают без его ведома. Сынен - палач, который таковым себя не считает; он просто бежит на звуки и тянется, пощупать пытается, прижать ближе. Для него всё это - лишь детская игра, в которой правила просты: "догони - и будет тебе приз". Джено в этой гонке участвовать не желает, испытывать какие-то новые эмоции страшится; они горной лавиной бесшумно скатываются и погребают под себя еще живыми, убивая неизведанностью. Он хочет жить.
Он никогда не признается, сколько бы его ни мучили, ни выспрашивали, как это делает Сынен сейчас. Ему нечего сказать в свое оправдание, но придумать что-то надо, и Джено с легкостью выпутывается из моральных сетей и лжет. - У меня сейчас не самый простой период, - почти правда, тут он даже не запинается, - и я бы хотел некоторое время побыть наедине. Не уверен, что ты сможешь мне помочь своим присутствием, - наглое вранье, заканчивающееся молчанием. Джено не уверен, что такая тактика сработает, но ему думать сейчас совсем не хочется. В голове разжижаются извилины, расплываются акриловые краски и перемигиваются ломающиеся лампочки, раскачиваются на ветру, или это он - из стороны в сторону по небольшой дуге от усталости и изнеможения? Ему бы добраться до дома и лечь на холодный пол, распластаться, размягчиться, опуститься до самого основания, чтобы в темноте кричать и не быть никем незамеченным. Он не может держать оборону сразу с двух флангов, поэтому Сынен с шахматной доски исключается. Джено подумает о нем и о вспыхнувших чувствах позже, когда будет в состоянии этим заняться. Если он умрет от фейерверков в голове, зачем ему еще один человек, который будет скорбеть по нему?
Сынен, может быть, очень скоро поймет, что не сошелся свет клином на одном, и найдет себе кого-нибудь подходящего, кто не будет бежать от чувств, не поддающихся логике. Пусть они встречаются хоть каждый день, болтают о любой ерунде, весело проводят время, влюбляются. Джено за них только порадуется, свои эмоции спрячет в самый дальний угол, закидает их бесполезным хламом и забудет, всё забудет как самый красивый кошмар.
- Давай пока прекратим наше общение, Сынен, - он в имя вкладывает чуть больше силы, понимая, что это, возможно, последний раз, когда ему дадут возможность назвать по имени. Джено уверен, что его не простят ни завтра, ни послезавтра, ни через год, как это было с Юри. Эта девочка любила его самой искренней детской любовью, когда всё на свете прощается без разбирательств и приговоров. Этот парень напротив никогда так не полюбит его, потому что Джено не нужна его любовь. Может быть, они это оба знают, только не произносят вслух. То, что чувствует Сынен - неизвестно, но Джено и не хочет проверять прочность этих эмоций, не хочет разбирать на составляющие детали только из-за любопытства. Лучше он нанесет один удар сейчас, чем потом, когда связывающее их двоих разрастется до необъятных размеров и принесет им боль во сто крат сильнее.
- Это только моя вина.
Поделиться62020-09-06 16:01:39
Слушать Джено спокойно уже, кажется, просто не хватает сил. В какой-то момент Сынён вскакивает со скамьи, делает несколько шагов туда-обратно, задумчиво руки за спиной сведя. Он словно бомба замедленного действия, всё тикает-тикает-тикает под носом у Ли, а тот даже не догадывается о том, насколько опасной может стать обстановка рядом с ним. И Сынёну приходится прилагать все усилия, чтобы не взорваться после очередной фразы Джено, потому что это всё похоже на одностороннее движение, вопреки которому он пытается двигаться, задав собственное направление. Джено гнёт свою линию, и Чо уже не понимает, что происходит. Почему младший ведёт себя так, словно их ничего не связывает. Вот совершенно ничего. Им ведь было хорошо вместе, никто не станет этого отрицать, так почему в конце концов им приходится проходить через какие-то ужимки и недосказанности? Им что, по пятнадцать? Несмотря на то, что Сынён вроде бы старше, таковым он себя не ощущает совершенно, и ему действительно обидно, что это происходит именно с ним, ведь он старается быть хорошим другом. Старается, чтобы с ним было интересно, старается просто быть, чёрт возьми.
Уже где-то на середине чужих слов Сынён замирает в одной позе, уставившись в одну точку и пребывая в некоем трансе, что ли. И, как итог, Джено предлагает прекратить общение, говорит, что это его вина, а сам даже глаз на него не поднимает, чтобы сделать условия равными. Это супернечестно. Просто пиздец, как нечестно. И, конечно же, младший решил всё за него, даже не спросив его мнения. Перед фактом поставил и бросил без возможности и слова вставить. Сынёну уже не обидно, он уже не чувствует себя таким уставшим и измождённым, как несколько минут назад. По иронии судьбы, чужие слова дали ему сил воспрянуть духом, позволить неизвестно откуда берущемуся гневу захватывать его тело до самого основания. Он позволяет себе злиться, пропитывается ядом, который охота выплюнуть прямо в лицо мальчишке напротив, который с какого-то хера решил, что он знает лучше, что нужно делать. Сынён выдыхает и истерично посмеивается, понимая, что его опять накрывает, и ничем хорошим это кончиться не может.
— Конечно это твоя вина, Джено, чья же она ещё может быть, — прыскает Сынён, наполняя практически каждое слово ядом, делает парню напротив больно настолько, насколько самому себе в тот же момент. Ведь ему это, в конце концов, сердце разбивает. Всю жизнь он избегал подобных ситуаций, боясь оказаться брошенным, отвергнутым, ненужным. И наконец-то нашёлся тот, кто это сделал, не поскупившись сообщить это даже не ему в лицо — так, бросив в сторону между делом. Самое обидное то, что этим кем-то оказался человек, который действительно нравится Сынёну. Да нравится ли всё ещё? Да. Даже несмотря на это, всё ещё нравится, и это бесит ещё больше. — Ты же даже шанса мне не даёшь, всё за меня решил уже. Разве я могу теперь тебя остановить, а? Очень по-взрослому маскируешь общую проблему под свою собственную, будто бы я поверю в этот непростой период, — Сынён вновь усмехается, не без боли глядя на сбитые в беспорядке локоны Джено. В какой-то момент хочется к ним прикоснуться, поправить, но эту мысль он быстро топит в той же ебучей кислоте, которая теперь, кажется, уже вместо крови по венам течёт. Ему сделали больно, и теперь он защищается так, как может, даже если после всех этих слов Ли действительно уже никогда не захочет его видеть. Пускай. Может быть Сынён, наконец, повзрослеет и перестанет доверять каждому встречному, где-то внутри себя надеясь, что в этот раз будет по-другому.
Самое забавное, что ещё каких-то пару минут назад ему столько всего хотелось произнести, хотелось ужалить больнее, хотелось уколоть. Но неожиданно Ён понимает, что ему больше нечего сказать. Он будто бы слова забыл в одночасье, точно язык проглотил. Ему бы сейчас очень хотелось оказаться как можно дальше от этого поганого места, и от Джено тоже, потому что несмотря на все эти едкие слова, выпаленные в сердцах, он всё ещё считает его другом. Почему-то внутри всё ещё дрейфует маленькая надежда, что пройдёт какое-то время, и всё будет как раньше. Джено одумается, сынёнова обида растворится, позволив вновь вздохнуть полной грудью. А спустя несколько лет они будут вспоминать этот случай где-нибудь на пляже под палящим солнцем, и смеяться, потому что оба были пиздец какие глупые. Но это только в голове выглядит как план отчаянного оптимиста, сердце-то всё ещё ноет, и факт остаётся фактом: Джено хочет от него отдохнуть. Плохо ли это, хорошо ли. И что ему делать дальше? Вновь закатить истерику? Врезать Джено хорошенько? Пожелать удачи и уйти? Сынён бы и рад поступить по-взрослому, да только вот по-взрослому он как раз и не умеет. Может быть поэтому он так хорошо сходится в общении с ребятами помладше, с ними ведь как-то всё попроще будет. Только в этот раз что-то пошло не так.
— Делай что хочешь, — сдаётся Сынён, руками взмахивает, мол, пропади всё оно пропадом. Ему надоело бороться за чужое внимание, надоело играть роль отличного друга, который в любой ситуации поможет, советом поделится, шуткой подбодрит. Надоело быть спасательным кругом для утопающих в своём же дерьме. И если Джено хочет утонуть, что ж, он уйдёт и не станет вмешиваться. Больше не станет. — Удачи тебе там и всё такое, — подбирает с земли сползший рюзкак, отряхивает его от пыли, медленно водружает обратно на плечо, словно бы всё тело поломано, и двигаться ему больно, а затем, не дожидаясь ответных слов, направляется в сторону остановки, с которой он слишком уж счастливый парой десятков минут назад бежал навстречу своему другу. Почему-то хочется обернуться, спиной чувствует, будто бы на него смотрят, но Сынён прикладывает усилия, и это желание пропадает, пожалуй, слишком быстро. Чёрт знает, что их там ждёт потом, но он надеется, что даже если их пути вновь сойдутся, Джено хватит сил рассказать истинную причину данного поступка. А пока Сынён будет жить дальше, и всё у него будет заебись.
Поделиться72020-09-06 16:01:49
дай мне попробовать на вкус -
остановись, задержи дыхание.
там, за углом поджидает мир -
снова пропасть между нами, расстояние.
шаг вперед - прошлое уже забыто,
не смотри назад;
то, что было однажды открыто -
закрыто.
будешь ли ты плакать обо мне?
будут ли ночи заполнены мыслями обо мне?
будешь ли ты помнить,
что есть кто-то, помнящий о тебе
?
[indent]Я не прав, прости меня. Если бы у меня была хоть одна-единственная доступная лазейка, если бы только я сумел правильно облечь свои мысли в доступные нам слова, чтобы они не резали по живому без анестезии; но мое время ограничено, буквально тикает грохотом, отсчитывает шумно секунды относительного спокойствия до того, как внутри взорвется атомная бомба и разнесет меня на части, которые придется собирать самому. Я должен пройти это без тебя: видеть твои слезы потом будет невыносимо, слышать твой голос в трубке и с ужасом понимать, что однажды мне попросту не хватит сил услышать тебя, тогда все, что останется, - встречи вживую. Но вот я смотрю на тебя сейчас и понимаю: не смогу. Ты душишь меня невидимыми руками, погребаешь под себя без остатка и ждешь ответных чувств. Ты без них завянешь, зачахнешь; разве хочешь ты такой участи? У меня по плану война, широкомасштабная и внушительная, - и я не позволю быть тебе на ней пушечным мясом, расстрелянным солдатом на рассвете, а ведь так оно и будет со временем. Эта битва неизвестно насколько затянется, переплетется вокруг меня ядовитыми лианами и, быть может, не оставит ни единой попытки на капитуляцию. Как смотреть в твои глаза, как всматриваться в лицо, которое помнишь в мельчайших деталях, как жить с мыслью, что тебя с собой затянул? Пусть ей - незнакомке, танцующей в моей голове, - достанусь лишь я. А ты иди, не оборачивайся, жизнь свою проживай.
Он смотрит беззвучно на то, как мечется зверь - рассвирепевший Сынен, и мысленно хочет протянуть руки, как обычно, чтобы никакого подтекста или намека, чтобы просто обхватить руками и остановить излишние нервные хождения, которые ни к чему не приведут. Нельзя. Джено не раздумает, не переметнется к другому варианту, как это можно было сделать в школе, зачеркивая уже ранее выбранный ответ и исправляя его на новый. То, что происходит между ними, - чистовик, испещренный ровным почерком до сегодня, исполосованный вкривь и вкось маркими чернилами после того как они разойдутся. Завтра уже не понадобится ни дневник, ни ручки доставать: заметки о них двоих некому будет больше заполнять; воспоминания расплавятся на палящем солнце, выгорят, почернеют. Джено надеется, что Сынен переживет этот день и начнет завтрашний с нового чистого листа, но сомневается, потому что знает: этому не суждено случиться. Маленький принц был чертовски прав: "когда привязываешь, всегда есть риск, что будешь плакать" - тут не дословно конечно, Джено эту книжку читал очень давно, но сейчас вот кстати вспомнил. Может он и руководствовался этой фразой, боясь в будущем навредить еще больше? И лучше прямо сейчас разорвать прочную нить, оборачивающуюся вокруг них, сплетающуюся в один прочный кокон. Жаль, конечно, что бабочка не расцветет; гусеница останется в вечной спячке. Их зарождающееся чувство так и погибнет, не успев толком сформироваться.
Он смотрит и не отвечает, потому что больше нечего говорить, разговорами уже не помочь, не спасти. Сынен спустя долгие минуты тоже это понимает, от стадии отрицания до стадии смирения (или же он останавливается на ненависти?) доходит; плечи опускаются, взгляд расслабляется. Внутри у Джено что-то обрывается и падает с ошеломляющим грохотом, вновь отдаваясь пронзительной болью в черепушке. Он зажмуривается и корчит гримасу, пока Сынен подбирает рюкзак и не видит ничего; но бояться нечего в принципе - Сынен уже давно на него не смотрит, пока он вглядывается, вылавливает последние крохи из чувств, тающих на глазах. Ему хочется сказать хоть что-нибудь на прощание, чтобы совсем по-свински не поступать, ведь он совсем не хотел так, но лицемерие свое душит и молчит, провожая взглядом. - Прости меня, пожалуйста. Прошу.., - когда между ними расстояние велико, что не докричаться, он шепчет слова уже никому ненужные и позволяет себе отдаться боли. От падения на скамейку все тело прознает острой судорогой, и Джено сгибается пополам, пряча лицо в ладони; там, между пальцев, струится целый поток невысказанных слов, падая вниз, отпечатываясь круглыми каплями на толстовке. Терять друга страшно, себя - еще страшнее, себя на глазах Сынена - подобно смерти. Джено скулит от физического недуга и душевной утраты, и не знает, что в нем пересиливает больше; боль раскатывает его в плоское месиво и не оставляет выбора. Плакать теперь уже поздно, но он ничего не может с собой поделать; и все же последние силы собирает, успокаивается и первым делом смотрит в ту сторону, где за поворотом скрылся Сынен.
Пусто.
Он от легкого озноба прячет руки в карманы и вытаскивает оттуда помятую шоколадку, долго смотрит на нее, отламывает и пробует на вкус. Рот обволакивает сладким привкусом, пока он плачет.
Все еще пусто.