D I E N S T A G, 23:15
— berlin, germany —

Пальцы дрожат, роняя самокрутку куда-то на пол, Маттео выругивается и как можно скорее отодвигает всю мебель вокруг, пытаясь её достать как можно “безболезненно”. В комнату уже которую минуту ломится отец, пытаясь вновь вызвать на серьёзный разговор, пытаясь узнать, что с его нерадивым сыном происходит. Маттео понимает, что тот желает ему лишь добра, как и мать, но со своей заботой они начинают его буквально душить, а приставая с “серьёзными разговорами”, делают только хуже. И плевать, что так думает лишь сам парень, и по-хорошему ему бы уже поговорить с отцом, но нет. Он вновь кричит, гонит родителя прочь, просит оставить его одного в покое, понимая, что, возможно, сейчас это уже не прокатит, ибо прокатывало слишком много раз — слишком подозрительно. Стук в дверь неожиданно прекращается, мужчина по ту сторону, кажется, тяжело вздыхает, и вот по полу коридора уже слышатся тяжёлые удаляющиеся шаги — Маттео вздыхает с облегчением, сжимает косяк в руке и пот со лба тыльной стороной ладони стирает.

На дисплее телефона вновь ничего. Несколько сообщений от Йонаса, пара аудио от Ханны, и всё это совершенно не то, чего ждёт Маттео. От Давида, уже как обычно — 0. Ноль сообщений, а все отправленные всё ещё подсвечены в статусе “непрочитанных”. На часах 23:16, и у Маттео не возникает лучшей идеи, как набрать вновь его номер. Он сходит с ума уже целых пять дней, тратит все карманные деньги на телефонного оператора, пытаясь уже, кажется, в сотый раз дозвониться до него. Он отправил ему уже около пятидесяти сообщений на фейсбуке, и ещё столько же в смс-переписке — ответа нет до сих пор. Какая-то последняя капля здравомыслия удерживала его от того, чтобы поехать к нему домой и начать ломиться в дверь, но он слишком отчаянно надеялся, что все эти способы, что он применял до сих пор сработают. Видимо, больше в этом нет смысла. Маттео прячет косяк в карман, берёт зажигалку со стола, телефон, и ещё с минуту стоит на месте, пытаясь вспомнить, куда он дел шапку. Ту самую шапку, которую ему подарил Давид в своё время, и аналогичную такой же после подарил ему Маттео. Вообще этот стереотип насчёт парных вещей ему не особо нравился, но так было до появления в его жизни Ви. Руки будто бы сами собой начинают зарываться в бардак из вещей, пытаясь найти эту чёртову шапку, и спустя пять минут, наконец, находит, поспешно напяливая её на копну непослушных волос. Скорее всего этим он сделает только хуже, но так уж вышло, что Маттео без неё теперь никуда не выходил. После данной эпопеи он как можно тише подбирается к двери, планируя покинуть дом как можно скорее. Благо, ему это удаётся, что довольно удивительно, учитывая, в каком он сейчас состоянии. Парень быстро отцепляет велосипед, прячет замок рядом с лестницей, ведущей в дом, а затем будто бы вырывается из плена, ломает стену, которая удерживала его от того, чтобы наконец-то увидеть любимого.

И всё это произошло по его вине и только. Чем он только думал, уверяя тех мудил из школы, что их с Давидом ничего не связывает, что ему похуй. Конечно же, думал о том, что Давид поймёт, ведь ему ещё целый год учиться предстояло в этой школе, в то время как старший уже выпустился. А теперь его самого гнобят в школе, потому что их ссору и его попытки поцеловать Ви кто-то зафоткал и, конечно же, распространил по всей школе. Здорово, что друзья его поддержали, встали на защиту, но даже это не имело значения, потому что в последний момент Давид послал его куда подальше, даже толком не выслушав. А дальше шли те долгие пять дней, в ходе которых Маттео успел поругаться с друзьями, с родителями, купить свою первую порцию травы практически за год. Всё будто бы в одночасье пошло по пизде, и исправить это Маттео уже не по силам. Поэтому он крутит педали своего велосипеда так быстро, словно от этого зависит его жизнь, лишь бы поскорее добраться до дома Давида и попытаться с ним снова поговорить. Было бы действительно здорово, если бы тот хотя бы открыл дверь и выслушал, а не захлопнул её прямо перед его носом.

D I E N S T A G, 23:33
— berlin, germany —

Обшарпанного вида домик в три этажа, весь изрисованный граффити и прочими надписями, которые никогда не имели смысла — дом Давида всегда был чем-то новым для Маттео, и дело было даже не в том, что он жил в довольно приличном месте, ближе к центру Берлина. Давид всегда был для него чем-то новым, неизведанным, чем-то, что хотелось бы разгадывать, разглядывать часы напролёт, хотелось узнать его как можно лучше. И сердце сейчас неприятно ноет, кровоточит, наверное, каждую чёртову миллисекунду, потому что они сейчас не вместе. Не вместе из-за Маттео. Велосипед оказывается брошенным рядом с подъездом, а сам Маттео взбегает на второй этаж и тормозит перед такого же обшарпанного вида дверью, как и сам дом. Он застывает, словно бы не решаясь, ему страшно, руки всё ещё дрожат, и парень представляет, что выглядит сейчас, наверное, не лучше уличного бомжа, но раз уж он сюда приехал, значит он должен хотя бы попытаться. Пальцы нерешительно вдавливают кнопку звонка, а другой ладонью парень прикрывает глазок, молчит, потому что знает, что Давид может просто не открыть, если увидит его. Дверь приоткрывается, Маттео отходит в сторону, позволяя открывшему выйти на лестничную клетку, и этим кем-то оказывается Давид. Конечно, Давид. При виде него, сердце начинает биться с новой силой. Увидев Маттео, старший пытается уйти обратно в квартиру, но тот крепко цепляется за его предплечье, встаёт в дверном проёме, преграждая ему путь.

— Послушай, Давид, пожалуйста, постой, выслушай меня, я тебя умоляю. Ты не читаешь мои сообщения, не берёшь трубки, ну и пусть, но хотя бы сейчас послушай меня хотя бы минуту, я прошу, — конец фразы он практически шепчет, срывающимся голосом и надеется, что Давид оттает хотя бы на малую толику и позволит ему высказаться. [AVA]https://i.imgur.com/N3XJ6BF.gif[/AVA] [NIC]matteo florenzi[/NIC]

D I E N S T A G, 23:41
— berlin, germany —

Маттео пытается перебить Давида, но тот не позволяет ему. Угрожающий вид старшего пугает его даже больше, чем возможная реакция на его выходки. Давид не даёт шанса даже подготовиться к тому, что тот произносит в следующие несколько мгновений. Обидно, больно, но не более, чем Маттео сделал самому себе. Он потерпит, перебьётся, ведь это Ви — самое дорогое, что у него есть на этом свете. Пусть он его опускает, пусть матерится, пусть бьёт, Маттео перетерпит всё это, чтобы доказать свою любовь, доказать, что он был на редкость туп, полагая, что те слова были сказаны с расчётом, что Давид поймёт. Только теперь Маттео знает, насколько мерзко он поступил по отношению к любимому человеку, и насколько это было низко с его стороны. Накуренное состояние, конечно же, отнюдь не лучшее, в котором стоило сюда идти, и Давид тоже это замечает, вонзает иглу за иглой в податливое тело Флоренци, ну и пусть. Он и так упал достаточно низко, ниже уже просто некуда, а значит у старшего есть полное право делать с ним всё, что захочет. Чужие слова просачиваются под кожу, вызывая неприятный зуд, оседают на костях, мешают спокойно вздохнуть — в какой-то момент заходится болезненным кашлем, что не могло быть хорошим знаком. Где-то в этот же момент его неожиданно, но всё же выпинывают из дверного проёма. Давид грозит копами и собственным отъездом, а затем захлопывает дверь прямо перед лицом Маттео, даже не позволяя прийти в себя.

— я был не прав, — орёт он вдогонку, надеясь, что Ви его всё-таки услышит даже сквозь дверь. Маттео теряет остатки разума, боясь его потерять раз и навсегда. Ему срочно нужно что-то придумать, дабы предотвратить этот исход событий. — я готов хоть на весь мир заорать, что люблю тебя, давид. пожалуйста, не поступай так со мной, открой дверь, давид, — вслед крику он начинает барабанить по двери, которая, кажется, и так уже держится на петлях из последних сил. Где-то сверху раздаются негодующие голоса, а следом он еле слышит приказ заткнуться и очередную угрозу. Но Маттео слишком не в себе, чтобы обратить на это внимание. — я виноват, давид, я так виноват, — слёзы стекают по щекам, и Маттео в ужасе слышит чужой грубый бас, с лестницы чуть выше, замыленному взгляду видится бита в чужих руках, и ноги сами несут его к выходу как можно скорее. Трясущимися руками он подхватывает велосипед и ускоряется по направлению домой.

Пробраться в свою комнату также бесшумно, как он из неё выбирался, не получилось. Мать застукала его, когда он только пересёк порог дома, и сразу же зовёт отца. Нетрудно догадаться, какой скандал разразился потом. Кажется, Маттео впервые в жизни прилетает оплеуха от отца за найденный в кармане косяк, а когда он исчезает в глубине своей комнаты, в его ушах ещё долго стоят крики родителей, запрещающие ему видеться с друзьями, пользоваться интернетом и обещающие устроить ему «сладкую» жизнь в ближайшем будущем. Последнее, что успевает сделать Маттео, это отправить ещё одно смс Давиду: « Мне правда жаль ». Спустя буквально минуту отец вырывает из его рук телефон, бросает пару фраз про то, что он разочарован, а затем в дверном замке слышится щелчок и какая-то возня. Мать пытается отговорить его, шепчет что-то ему — Маттео не расслышать всего. Он поднимается с места и дверь дёргает на себя, с удивлением понимая, что его заперли. Заперли в собственной комнате, чёрт знает на сколько. Мать извиняется за эту меру наказания, говорит, что другого способа удержать это бунтарское поведение нет, а после уходит. Засыпает парень тоже под дверью, до последнего надеясь, что вот прямо сейчас он услышит чужие шаги по коридору, после чего его выпустят. Происходит это только под утро.

M O N T A G, 14:14
— berlin, germany —

Следующие две недели Маттео проводит в полном забытье. Все будние дни, да и выходные тоже, состоят из сплошных уроков и зубрёжки, на которой сосредотачиваться всё ещё нет сил. В школе он пытается узнать у друзей, не слышали ли они чего от Давида, и все как один лишь головой мотают — нет. Ему даже удаётся связаться с сестрой Ви, но та лишь грубо отшивает его фразой, что её брат уже давно уехал, а куда не в курсе даже она. И это какой-то ебучий вакуум, не дающий спокойно вдохнуть Маттео. Неужели Давид и правда уехал навсегда? И всё это из-за последнего сообщения, что он ему отправил перед тем, как родители отобрали его телефон? Что же ему теперь делать? Ответ находится не сразу, но парню уже слишком тяжело вывозить эту жизнь, когда он даже не знает, в порядке ли его любимый человек, жив ли он, счастлив ли он, грустит ли он. Помнит ли всё ещё о нём?[AVA]https://i.imgur.com/N3XJ6BF.gif[/AVA] [NIC]matteo florenzi[/NIC]

M O N T A G, 14:32
— berlin, germany —

Несколько минут Маттео давят под прессом, перемалывают в однородную массу, уничтожают — портят организм так, словно он первый враг народа. Избиение прекращается только когда он слышит голос школьного охранника совсем близко. Оказаться в кабинете директора — это не совсем то, чего он хотел, но ситуация в школе накалилась настолько, что за дверью теперь ждали те самые обидчики, которые не спускали с него взгляда на протяжении всех этих дней, периодически разбавляя молчание едкими и колкими комментариями, пока всё это в итоге не переросло в прямые угрозы, оскорбления и рукоприкладство. Поначалу Маттео терпел, потому что ему, по большей степени, было плевать на то, что делали с ним: как его обзывали, где поджидали за углом вне школы и всё сопутствующее. Всё это было неважно, потому что рядом не было Давида, который одной лишь улыбкой мог вознести его над землёй. Но Давид где-то далеко, явно не в Берлине, и теперь Маттео не остаётся ничего делать, как пытаться жить дальше, хотя попытками это назвать сложно. Но это осознание приходит не сразу, врывается в голову с дичайшим запозданием, и только сегодня — спустя две недели того самого забвения — Флоренци проснулся и дал отпор. Спасти лицо от чужих кулаков получилось скверно, как и всё тело, в общем-то, поэтому в директорском кабинете он сидит, прикладывая лед к разбитой скуле, сглатывает кровь, параллельно пытаясь сбившееся дыхание вновь наладить, и взгляд поднять на женщину, сидящую перед ним в строгом деловом костюме, не решается. Она пытается разобраться в конфликте, говорит, что ему ничего не угрожает, а Маттео задумывается, готов ли он вообще выйти на тот самый этап, чтобы начать заикаться про свою ориентацию перед взрослыми. Мудаки за дверью, конечно, ждут, что он промолчит и побоится говорить об этом, ведь тогда у них будет полная власть над ним после сегодняшней встречи. Этого нельзя было допустить. Маттео пробегается взглядом по различным дипломам, висящим на стенах и останавливается на фотографии, слишком уж выделяющуюся среди прочих канцелярских принадлежностей на чужом столе. Не спрашивая разрешения, он поворачивает фотографию и встречает на ней три счастливо улыбающихся лица — одно директрисы, а другие два явно принадлежавшие её мужу и дочери. Маттео сдаётся и рассказывает всё.

Из школы он выходит, слабо улыбаясь чему-то себе под нос. Может быть, тому, что впервые в жизни признался в чём-то серьёзном, пусть директриса и уверила его, что родители об этом не узнают, но теперь это уже не имело никакого значения. Он получил поддержку с той стороны, с которой не ожидал её получить, и теперь, кажется, можно было даже подумать о том, чтобы попытаться забыть Давида, смириться с его отсутствием в жизни Маттео. Только вот раны на сердце не затянулись ещё, кровоточат до сих пор, не так сильно, правда, но не менее больно. Потому что он продолжает безбожно скучать по Ви, и это правда невыносимо, потому что кругом каждая мелочь, каждая деталь, каждая знакомая улица напоминает о нём. Маттео отучил самого себя пялиться в телефон по нескольку часов за день, поэтому, когда гаджет начинает вибрировать в кармане толстовки, он не сразу реагирует. Скорее всего это Йонас, или кто-то ещё из ребят. Простояв несколько минут у пешеходного перехода и забыв перейти дорогу на зелёный, он всё же решается посмотреть содержимое того сообщения, и стоит ему только вытащить телефон на свет, как вдруг раздаётся телефонный звонок. От имени входящего, всё внутри словно бы обрушивается, падает неизвестно куда. Ведь это звонит Давид.

M O N T A G, 15:12
— berlin, germany —

В их особое место он прибегает так быстро, насколько это было возможно. Твёрдое «сейчас» на том конце провода ясно дало понять, что заигрывать с судьбой не стоит, и лучше бы ему поторопиться. Маттео медлит какое-то время, но затем быстро решается и оказывается в помещении, которое когда-то было отведено под местный бассейн. И где-то там, на самом дне этого бассейна стоял он, понуро голову опустив, губы упрямо сомкнуты, а брови нахмурены. Флоренци даже замирает на какой-то момент, раздумывая, не сон ли всё это? Чуть не споткнувшись, он спускается по лестнице в этот чёртов бассейн и топит где-то внутри себя желание со всего разбега налететь на парня, понимает, что сейчас это неуместно. Сколько же их разговоров — счастливых и не очень — повидало это место? И сколько ещё повидает? — Ты действительно здесь, я не верю, — произносит с жалкой улыбкой на губах и ладонью по своему лицу проводит устало. Ему всё ещё трудно глядеть в эти глаза, понимая, насколько же сильно он облажался в этой жизни.[AVA]https://i.imgur.com/N3XJ6BF.gif[/AVA] [NIC]matteo florenzi[/NIC]