Как я уже рассказывал, встретиться с Корво Аттано мне довелось лишь раз. И вот, теперь я встретил его снова. Его темный плащ, обшитый золотом теперь был в грязных пятнах, начиная с подола, а его лицо было скрыто той ужасной маской, рисунок которой красовался на плакатах с информацией об убийце. Несмотря на все те ужасные вещи, что он совершил, я понимал его, потому что я сам был готов мстить, был готов встретить лицом к лицу все последствия, которые эта месть за собой понесла бы. Мы разговаривали с Корво очень тихо и коротко, я просил его выдать Слэкджову Соколова, как только защитник и лоялисты вытянут из него всю нужную информацию. Я обещал ему, что больше об Антоне никто не услышит, никто его не найдет… Поначалу Корво сомневался, можно ли мне доверять, ведь он знал, кто я, знал, что у меня есть приличное состояние, собственный особняк – меня ничто не отличало от тех же Бойлов, у которых, разве что, денег было раз в шесть больше. Поэтому лорд-защитиник мялся какое-то время, сомневаясь, стоит ли ему идти на такой рискованный шаг.

Я также знал, что он не возьмет денег, потому что они ему не нужны. Но я был готов предоставить все, что было в моих силах, чтобы мой отец оказался в нужных руках. В такие моменты я вспоминал про Виолетту, и мое сердце снова становилось спокойным, хотя в тот или иной раз я выходил из себя, потому что необычайная близость к развязке чуть не довела меня до нервного срыва однажды. Но когда я стоял лицом к лицу с Корво, кажется, только тогда я ощутил, насколько же близок я был к собственной цели. К цели, которая выжигала мои внутренности изнутри день ото дня. И я не знаю, почему лорд-защитник согласился отдать мне отца просто так. Я рассказал ему свою историю, рассказал единственному человеку в Дануолле истинную цель пребывания в городе. И думается мне, что Корво уступил мне из-за наших схожих ситуаций, по сути, мы оба были в клетке со зверями, мешающими нам спокойно существовать. Только противники Аттано были гораздо мощнее, у них была власть, армия, технологии. А на моей стороне были только деньги, честь и Виолетта.

Спустя еще несколько дней я лично встретился со Слэкджовом. Мой отец был у него, так что я не собирался ждать долгие месяцы, чтобы смотрители Бэрроуза нашли его, а заодно и меня. Лишние проблемы мне были ни к чему, я хотел лишь разобраться с ним как можно быстрее, а потом отчалить в Добокву с Виолеттой. Это был мой до боли простой и идеальный план. Я заплатил Слэкджову сверху приличную сумму, чтобы он в дальнейшем позаботился о трупе Антона так, чтобы его больше никто никогда не нашел.

Я пишу эти строки для того, чтобы в лишний раз напомнить себе, с какой целью я приехал сюда, где оказался в самом начале и где нахожусь теперь. Надеюсь, что этот дневник попадет в руки моей семьи, надеюсь, что моя матушка, узнав, что я задумал, не станет держать на меня зла, потому что все, что я делал – было ради нас, ради счастья, которое она потеряла, когда была отослана подальше от родных и друзей. Мама, надеюсь, ты простишь меня за то, что оставил тебя на эти долгие годы. Но я вернусь, вернусь сразу же, как только закончу свое дело.

Я откладываю перо и тяжело вздыхаю. Вообще-то у меня никогда не было таланта к писательству, но мне хотелось, чтобы эти строки попали к матери, желательно вместе с живым мной. Пару дней назад я слышал, как пара аристократов, находящихся в башне, как получилось, рядом с моим кабинетом, обсуждала неоднократные пропажи эликсиров Соколова. Я понял, что мою аферу вот-вот раскроют, ибо в Дануолле такие вещи не остаются незамеченными, особенно теперь – под надзором черт знает кого, ведь Бэрроуз был арестован. Удивительно, но все газетенки кричали заголовками о том, что лорд-регент, доверенное лицо императрицы Джессамин Колдуин, скомпрометировал сам себя, включив в громкоговорители запись, где он раскрывает все свои тайны. Он называл общество не совсем приятными словами, он признался, что чуму в Дануолл завез вместе с крысами именно он, как ему в изучении этих крыс помогал Гальвани. Он назвал еще несколько имен, но это уже было неважно. Диктатор был свергнут, все знали, кого нужно было благодарить за этот поступок. И лично я благодарен, хоть я и не очень-то верю в спасение этого города. Проведя здесь столько лет, он так и не стал мне родным, возможно, потому что все мое внимание было сосредоточенно на совершенно других вещах.
Слэкджов благородно предоставил мне свой кабинет, чтобы я мог спокойно описать все, что хотел. Но теперь мои мемуары были хорошо спрятаны в сумке, куда я собрал все необходимые вещи для побега. Я также отослал небольшую весточку Виолетте, дав ей указ, чтобы она также забрала все необходимое, потому что мы должны отчалить из Дануолла уже этой ночью. Я знал одного лодочника, который согласился отвезти нас в доки, так что я хорошо подготовил пути отступления. Я не мог гарантировать, что мою аферу уже не раскрыли, было слишком опасно возвращаться домой, а потому я лишь переживал за Летту, надеясь, что она успела улизнуть от стражников.

Прошла еще пара часов с того момента, как я закончил писать свои откровения. Я нервно расхаживаю по кабинету Слэкджова, слушая его предположения относительно стражи в городе. Он рассказывает мне что-то, но я не слушаю – мою голову заполняют мысли об отце, который находился все это время чуть ли не в соседней комнате, но в этом здании точно. Меня слегка потряхивает, потому что я даже не знаю, что ему сказать, когда я увижу эту мерзкую морду.

– Да расслабься ты хоть на секунду, может, глотнешь вина? Так, чтобы расслабиться, – бандит обращает мое внимание на бутылку, которую он уже успел откупорить. – Тивианское, – он болтает бутылкой в воздухе, пытаясь меня сманить. Я был бы рад согласиться на его предложение, но мне нужно было сохранить ясность и трезвость ума. Я отрицательно качаю головой, не сдерживая очередного вздоха. Я слышу топот подчиненных Слэкджова над нами, слышу их смех, а откуда-то доносились еще пьяные возгласы. Хмурюсь. Я боюсь, что все может  пойти не так, что перечеркнет все мои года, проведенные в этом свинарнике под названием «Дануолл». Я выжидаю, потому что жду новостей. Один из бандитов отправился следить за моим особняком, откуда должна была бежать Виолетта. Этот человек должен был найти ее и привести сюда, на винный завод. Я ждал ее. Я не мог рассказать ей всего, но она знала, что я прибыл в этот город ради убийства одного очень важного человека. И она поняла меня, приняла и полюбила таким. Возможно, потому что сама мечтала о расправе над Кастисом Пендлтоном, который во время всей этой истории канул в небытие вместе со своим братом-близнецом. Похоже, Корво кое-что знал об исполнении чужих желаний. – Ну как хочешь, а я глотну, пожалуй, – снова слышу голос Слэкджова. В следующие же секунды я слышу, как он с остервенением глотает столь желанный для него алкоголь и замираю на секунду, глядя на подобное зрелище [не очень лицеприятное, если честно]. Мужчина выдувает остатки вина и убирает бутылку куда-то под свой рабочий стол. По его лицу было видно, что это все, что нужно для его счастливой жизни. – Ты мнооогое теряешь, парень, – проговаривает он, откидываясь на спину столу и прикрывая на какое-то время глаза. Я лишь качаю головой, сосредоточившись. Мне очень тяжело дается это ожидание, но внезапно я слышу стук каблучков по половицам прямо над нами, а затем знакомый голос.

– Натаниэль! – слышу голос Виолетты и будто срываюсь с цепи, выбегая из подсобки-кабинета прямо ей навстречу. – Летта, – тихо проговариваю я, крепко обнимая ее, а затем целуя ее пухлые, искусанные губы. Я знал, что она очень переживает за меня, но не мог облегчить ее ношу. Но теперь, когда я вижу ее спустя долгие недели, я понимаю, что ради нее стоит разделаться с Соколовым как можно скорее. А когда мы отчалим этой ночью, я расскажу ей всю правду о себе, о моем отце и о матери, которая все еще ждала своего сына обратно. – Послушай, мне нужно, чтобы ты подождала меня здесь еще какое-то время, пока я доделаю кое-какое дело, хорошо? Обещай, что будешь ждать здесь, – я смотрю на нее, беря ее исхудавшее личико в свои ладони. Она на редкость спокойно улыбается и кивает головой, на прощание обнимая меня крепко. – Только возвращайся обязательно, – слышу ее шепот. Киваю в ответ. Оставляю на ее скуле еще один поцелуй и даю знак Слэкджову.

И вот, я напротив его клетки, где он связан по рукам. Кажется, его ни разу не страшит ситуация, в которой он оказался. В конце концов, его из одной клетки передали в другую. Он хочет казаться уверенным в себе, надменным, высокомерным. Его лицо ни капли не изменилось с тех пор, как нас познакомил Кэмпбэлл. Лишь когда он замечает, что в комнате есть кто-то еще, щурится, пытаясь разглядеть мое лицо. Он молчит, молчу и я. Я все еще пытаюсь найти более менее убедительные слова для такого прогнившего человека, как Антон Соколов. Простите, ведь он теперь не человек, а жалкое его подобие, потому что в моей власти была его жизнь. Я был готов оборвать ее в любую минуту.

– Вы помните меня, господин Соколов? – выхожу вперед так, чтобы этот подонок мог разглядеть меня во всей красе. Он лишь презрительно фыркает. Я уже и не надеялся на диалог. – Натаниэль, как вас там? Хэйл, кажется. На редкость безродная и простецкая фамилия, как Вы сами, – слышу его грубый голос, звучащий с хрипотой. Не очень приятное зрелище, но это был мой час, хотя я и не верил, что это происходит на самом деле. Я смотрю в глаза своему отцу… он даже не подозревает, кто я. – Все верно, господин Соколов. Только вот, с фамилией вы моей ошиблись, в прочем, как и с именем. Насчет простецкой фамилии… не думаю, что она безродная и простецкая. Ведь моя настоящая фамилия – Соколов, – да! Именно ради этого момента я ждал эти многие годы! Его лицо вытянулось в немом недоумении. Его глаза расширились. Он сделал несколько шагов к жердям клетки, видимо, изучая мое лицо. Я не мог сдержать улыбки, все это еще кажется мне сном. – Не может… быть… Ты… мой сын? – его голос затихает к концу фразы, он сам не верит в то, во что говорит. И очень хорошо, потому что я готов рассказать ему всю правду.

– Мое имя – Роман. Роман Соколов, о чем ты уже догадался. Да, старая пепельница, я твой нежеланный сын, которого ты отослал вместе с матерью в родные просторы Тивии. Мы долгие годы сводили с материю концы с концами в Добокве, пытаясь выжить. Я жил лишь одной мыслью – найти тебя и отомстить. Отомстить за то, что ты сделал с моей матерью, отомстить за ее разбитое сердце и мое, – с каждым моим словом его лицо все больше искажает страх. Самый настоящий страх. Вот уж не думал, что этот человек может чего-то бояться. Но мне, безусловно, греет душу, что его главным страхом оказался – я. – Тебе рассказать, как она пахала на четырех работах, чтобы мы могли прокормиться? Тебе рассказать, как я начал работать с десяти лет? А может быть, тебе рассказать, как я прибыл в Дануолл одиннадцать лет назад? – практически выхожу из себя, потому что мне становится не по силам смотреть на его лицо. Я ждал всю жизнь этого момента, а теперь еле сдерживаюсь, чтобы не вонзить в его глотку клинок. Тихо начинаю смеяться, понимая, что все-таки зря я отказался от вина, предложенного Слэкджовым. – Я начинал здесь с самых низов. Ты, безусловно, знаешь тварь по имени Ротвильд. Я работал на него три долгих года, практически живя бок о бок с китовыми внутренностями, потому что у меня не было денег даже на хлипкую комнатушку в самых трущобах. Видимо, умом и смышленостью я все-таки пошел в тебя… отец, – последнее слово выделяю с особой интонацией, а потом внезапно вижу, как старик осел на пол, держась за волосы. Кажется, он… сожалел? Нет, мне определенно нельзя допускать такие мысли в этот момент. Даже если он начнет просить пощады, я не должен поддаваться. – Отработав свое на китобойне, меня отправили работать в «Золотую кошку». Тебе ведь знакомо это название, почти все твои друзья рано или поздно оказывались в этом борделе. Погоди, я сказал слово «друзья»? Ошибся, ведь у такой заразы, как ты, не может быть друзей, – спокойным шагом измеряю ширину клетки, глядя на жерди, а потом мой взгляд цепляется за рычаг, соединенный с железной коробкой, откуда доносился слабый писк. Кажется, мою голову посетила идея.

– Послушай… то, что я совершил тридцать лет назад – ошибка. Я был не прав… я ошибся, ошибся! Прости меня, Роман! – внезапно старик кидается к краю клетки, где минуту назад стоял я, протягивает одну руку сквозь жерди, пытаясь ухватиться за меня – тщетно. То, что он назвал меня по имени, только выводит меня из себя еще больше. – Как ты смеешь называть меня по имени?! Ты сломал моей матери жизнь, разбил ей сердце, бросив ее с ребенком от любимого мужчины на другой конец мира! Она любила тебя! Только я до сих пор не понимаю, как она могла влюбиться в такую падаль, как ты, – сжимаю кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не зайти к нему и не закончить все здесь, в эту минуту. Не знаю, почему я его еще не убил. Ведь мне нужны его слова и мольбы о прощении. Я давно для себя все решил. Меня ждет Виолетта. – Я боялся, боялся, что вас достанут они! Я боялся, что вам причинят вред… я не хотел, я не хотел причинять вам боль, – слышу всхлипы и удивленно вскидываю брови. Этот старик еще способен на такие эмоции? Что ж, пусть исповедуется перед смертью, мне не жалко. – Бэрроуз уже тогда держал меня своей мертвой хваткой, у него был на меня компромат, я должен был уберечь вас от него, прошу, пожалуйста, сын… – ну все, мое терпение наконец-то лопается, как мыльный пузырь. Я стремительным шагом подхожу к нему и вглядываюсь со всей ненавистью и обидой, что у меня накопилась за эти года. – Я прощу тебя только тогда, когда увижу, как ты умираешь в муках, – буквально выплевываю эти слова ему в лицо, а потом практически подлетаю к рычагу.

Он пытается еще молить меня о пощаде, просит прощение, пока я опускаю рычаг до основания, открывая дверцу, откуда теперь отчетливо доносился писк. Я смотрю в его глаза, пока он пытается влезть по жердям, стараясь избежать крыс, но у него ничего не выходит. Он оступается и падает на пол. Крысы тут же набрасываются на его тело, кусая мужчину до крови, разрывая его кожу своими мелкими острыми зубами. Я смотрю на эту картину, но не чувствую облегчения, которого я жаждал все эти годы. Он корчится от боли, кричит, стонет и просит о помощи, пока крысы разъедают его лицо. Я смотрю на небольшие лужицы крови вокруг него, не желая покидать комнату, пока не удостоверюсь, что гад сдох окончательно. В воздухе появляется запах мочи, я недовольно морщусь, прикрывая нос рукавом своего плаща. Именно такую смерть заслужил Антон Соколов – мучительную, в собственном дерьме. Когда же он перестает брыкаться и отпираться, понимаю, что дело сделано. То, чего я так жаждал весь тридцать один год своей жизни, наконец-то было сделано. Дануолл сделал из меня убийцу. Но я не сожалею, не сожалею ни на миг о потраченном времени, потому что хоть и моя душа все равно была не спокойна, я был рад. Рад тому, что человек, сделавший больно моей матери теперь был мертв. Я отомстил за то, что он сделал с моей семьей, и теперь был готов строить свою новую. Потому что, несмотря на все те ужасные вещи, что творились в этом городе, я смог найти Виолетту – женщину, которой было неважно мое имя, мой статус и то, чем я занимаюсь. Потому что теперь я любил. И я ни за что в жизни не допущу, чтобы мои дети были также брошены, как брошен был я.