Lu Han_Лу Хань
in these promises broken deep below // each word gets lost in the echo
so one last lie I can see through // this time I’ve finally let you go.
#np linkin park - lost in the echo.
❖ Основные сведения:›Имя
lu han // лу хань;
kyrat // кират.
›Возраст
25DEC94, 19.
›Курс, класс
3; . . .
›Статус
бюджет.
›Родственники
отсутствуют.
›Ориентация
бисексуален.
❖ Твоя история
У Луханя была нелегкая жизнь, какой она остается и по сей день. Возможно, первые несколько лет его существования и были счастливыми и беззаботными, как у любого ребёнка, но все в этой жизни рано или поздно кончается. И Лухань предпочел бы забыть то, что творилось на протяжении всего его бытия на этой проклятой богом планете.
Родился Хань в семье среднего достатка. Отец держал свою мясную лавку на окраине родного города, а мать помогала ему во всем. Они любили своего сына, берегли его как зеницу ока, и если бы они только знали, что случится в ближайшем будущем, то бросили бы все свои силы на спасение семьи, на спасение будущего для их ребенка. Лухань рос спокойным, даже еще будучи полугодовалым младенцем, он очень редко плакал и вообще проявлял эмоции, присущие грудничкам. Эта черта сохранилась у него и в последующие годы. Родители все так же трудились, обеспечивали семью как только могли. Их скромная квартирка не была слишком большой, скорее даже наоборот. Обстановка зато была самой уютной, так что это ощущение дома и теплоты до сих пор не отпускает парня, он помнит это совсем расплывчато, смутно… будто бы это и не воспоминание, а совсем прозрачная дымка, которую время все никак не может развеять окончательно. Но, как мы уже говорили, все в этом мире имеет свой конец. Когда Луханю вот-вот исполнилось четыре года, в его семье произошло несчастье. Его родители погибли. Как потом узнал Лу, это было ограбление, которому глава семьи пытался препятствовать, за что и получил пулю точно в сердце. И вот какому идиоту понадобилось грабить мясную лавку? Мать все еще пыталась сопротивляться, за что ее сначала избили, а потом также пристрелили, как и отца. Маленький Лухань оказался в детском приюте, в котором он был обречен торчать еще добрых 15 лет. Здесь не было какого-то особого закона, по которому он мог здесь находиться до своего совершеннолетия, просто администрация избавлялась от детей, которые уже были в состоянии зарабатывать своим трудом и осознанно вести свою жизнь. Они выставляли их за порог, не заботясь о том, куда они могут пойти и как начнут нести бремя своего одиночества. Это Лухань понял потом, когда его самого чуть не выставили таким же образом, но об этом потом.
Теперь же Лу напоминал загнанного в угол ягнёнка, у которого отобрали все и бросили на произвол судьбы. Это место было не для него, даже в своем возрасте он это понимал, но в его маленькой головке вертелся один очень простой вопрос: где мать и отец? Эту тайну ему не раскрывали еще добрых три года. Дети здесь были самых разных мастей: хулиганы, мелкие воришки, обычные сироты, а среди детей постарше даже встречались малолетние преступники. На удивление, Лу удалось даже поладить с некоторыми обитателями этого приюта, но чаще всего он рассчитывал не на взаимное общение, а на внезапные подставы и расправы. Драки в этом месте были слишком частым зрелищем, так что воспитательницы частенько не обращали на них внимания, только если там не было намёка на что-то действительно серьезное. И Луханя избивали именно так. Никто не обращал внимания на то, как маленького китайца избивала пара мальчишек. Это была его первая потасовка. До этого момента Хань ни разу не знал насилия, не видел драк, не знал, как надо обороняться, да и надо ли вообще. Для него вся эта обстановка была в новинку, его пугал каждый шорох, каждый голос неподалеку. Мальчишка старался держаться в стороне, но его все равно замечали и вытаскивали на свет, снова избивая. Сначала это были легкие тумаки, которые Лу спокойно переносил первое время. Когда же парень подрос, то эти потасовки приняли характер достаточно жестокий даже для его возраста. В этом приюте было много загнанных овец, забитых такими вот хулиганами. Никто не пытался дать отпор, потому что считали, что это бесполезно, а сопротивлением они могли навлечь на себя только больший интерес со стороны. Но Луханю было все равно на это: тень или свет. Он одинаково был в опасности и там, и там, но он не боялся дать отпор. Парень бился за свое право жить здесь, он часто проигрывал, но каждый раз вставал в «стойку» снова и снова. Еще через какое-то время его характер начинал ужесточаться. Может быть благодаря этим ежедневным дракам, а может и благодаря обстановке в приюте в целом. В какой-то момент Лухань начал осознавать, что ему нравится это: колотить чужое тело, чувствовать соприкосновение костяшек пальцев с чужим лицом, чувствовать чужую кровь на собственных пальцах.
Что самое смешное, это нисколько не мешало парню учиться и впитывать знания. Уроки здесь посещались не так часто обитателями «детского лагеря», но Лу был вечным гостем. Его тянуло к неизведанным открытиям, к формулам и устройству человеческого тела. Ему нравилось каждый раз узнавать что-то новое и откладывать в голове. Он был достаточно способным мальчиком, за что учительница часто поощряла его какими-нибудь сладостями. Луханю нравилось анализировать ситуации, в которые он попадал. Ему нравилось вычислять слабые места людей, долго прожигая тех взглядом. В 12 лет он был умен не по годам и был способен на то, на что его сверстники не были. Благодаря этому среди обитателей «дома» для него было распространено прозвище – Кират. Никто не знал почему, один мальчишка услышал это название на улице и решил приплести его именно к Луханю, потому что звучало оно как-то высоко и жестоко, словно камень. Самого Лу это только заставляло усмехаться и качать головой, но он не имел ничего против. Даже как-то символично было то, что ему дали новое имя, благодаря которому некоторые его даже побаивались. В этот же временной период в жизни Луханя случается очередное потрясение.
Он видит смерть. На территории приюта располагалась небольшая детская площадка. Сама территория была обнесена достаточно высоким каменным забором, поэтому детей иногда выпускали подышать свежим воздухом, не боясь, что кто-то из них сможет сбежать. На той площадке в тот день было слишком много народа. Они столпились в самом ее центре, с ажиотажем что-то обсуждая. Пробившись сквозь других парней, Лухань наконец-то увидел то, на что окружающие реагировали слишком бурно – очередная драка. Только в этот раз в руке одного из мальчиков был маленький перочинный ножик. Его противником был совсем новенький, попавший в этом место всего неделю назад. Сначала Хань молча стоял и смотрел на то, как эти двое пытались друг друга достать, а один из них порезать. Но когда на белой рубашке новичка появилась буро-красная жидкость, его чуть ли не кипятком обдало, Кират набросился на парня с ножиком, выбил лезвие из чужих рук и хорошенько поправил тому лицо своими кулаками. Опомнившись, Лу бросился к новенькому, который лежал на сырой после дождя земле и еле заметно дергался. Он обнимал его до последнего, пока тот не издал последний вздох. Пусть и Луханю нравилась жестокость, нравился вид крови на своих руках, но видеть чужую смерть и даже более того – держать умирающего сверстника на своих руках… Такое он даже и представить для себя не мог. Это стало большим потрясением для парня, который не хотел отпускать уже остывшую руку умершего до последнего. Все вдруг стало каким-то черно-белым, серым, неброским. Луханя обуяла какая-то неведомая злоба на самого себя, ведь если бы он не вмешался раньше, то исход той драки мог бы быть другой. Но он стоял и просто смотрел. А теперь, когда он закрывает глаза, он видит чужую кровь на своих руках и еще дышащее тело. Эта картина преследует его до сих пор. Лу помнит это так, словно это произошло всего день назад, а не 8 лет.
После этой смерти Лухань задумался о том, что ему нужно вырваться из этого приюта и бежать как можно дальше. У него не было мыслей о побеге, ведь уже через год его должны были выкинуть отсюда, как ненужный мусор. Но в один из пасмурных серых дней, которые в его родном городе были привычными, к нему обратилась его учительница, спрашивая того о планах на будущее. В голову парню не пришло ничего лучше, кроме слова «учиться». Он хотел знать больше, хотел выучить больше, чем мог, но главное – подальше от этого места. Тогда эта женщина дала ему совет трудиться и учиться здесь в два раза упорнее. У нее были какие-то связи с престижной частной школой, которая находилась где-то в горах, что не могло радовать Луханя. Попасть из одного закрытого дома в другой… явно не этого ему хотелось, но все-таки были положительные моменты в этой затее. Если это частная школа, то наверняка там и порядки другие, дисциплина… наверняка там не было такого дурдома, который творился в этих стенах изо дня в день. И Лухань получил возможность попасть в эту школу на бюджетной основе. Благодаря учительнице, его даже не выставили за стены приюта, когда тому исполнилось 15. Он протрудился еще год, после чего получил утвердительное письмо о том, что его приняли в школу Сусин.
Расставшись с ненавистным домом, Лухань попал в новое место. Только размеры этого здания вгоняли парня в какую-то печальную депрессию, ибо оно было сравнимо с каким-то замком (преувеличение, конечно же). До этого Ханю не доводилось видеть такие строения, а потому он был глубоко поражен тем, что его, сироту из приюта, приняли сюда. Конечно же, поначалу было трудно. Люди вокруг были другими, большинство из них не обращали на Лу внимания, держа голову так высоко, что парень уже через несколько секунд мог навообразить себе то, что учатся в этом здании какие-нибудь юные принцы и принцессы. Но это было не так. Здесь были такие же бюджетники, как и он, а некоторые даже с историями похуже, чем вся жизнь Луханя в приюте. Здесь также была своя группа, которых все боялись, какие-то «боги», существование которых Хань сначала принял за шутку, пока сам не столкнулся с одной из них. Его не особо волновала власть среди этих подростков, ему это просто было неинтересно. Его радовало то, что в этих стенах были люди, с которыми он сдружился. В общении с которыми в нем просыпались совершенно новые чувства и ощущения, о которых сам Хань и не подозревал. Он учится здесь уже третий год, но даже произошедшее самоубийство не особенно повлияло на его характер. Внутри, конечно же, ощущалась какая-то пустота и подозрения того, что смерть буквально наступает ему на пятки, но внешне он оставался спокойным и невозмутимым, стараясь держать свои эмоции под контролем. С мыслью о психологе он смирился довольно быстро. Пусть ему и не нравились все эти тесты, вопросы и прочее, чем этот мужчина мучил учащихся днями и ночами, но Лу и с этим смирился. Ему только остается надеяться, что в этих стенах не произойдет что-то такое, что сможет выбить его из душевного равновесия, иначе это может плохо кончиться.
❖ Персональные данные
Постли кикван // из личных запасов где-то отрыто.
Кикван лениво протирал бокалы, стоя по ту сторону барной стойки. Ему было жутко тоскливо в подобные дни, что-то вечно терзало его душу, заставляя недовольно хмуриться и осматривать посетителей бара. Это было довольно престижное место, популярное, особенно среди демонов и прочей сверхъестественной ереси, типа него, Киквана. Он не просил себе такую жизнь, а если говорить честно, то он даже не помнил, были ли у него родители, которые могли бы передать ему по наследству подобный «дар», или нет. Любили ли они его или же нет. За эти 20 лет жизни парень ни разу не спрашивал своего опекуна о том, как тот попал к нему под руку. А о своем происхождении и подавно. Он просто знал, что обладает какими-то там сверхъестественными силами, которыми потом «заботливый» Ён Чунхён научил его пользоваться. Он никогда не воспринимал своего опекуна как родителя. Данте всегда обращался к нему, как к хёну, что, скорее всего, не очень нравилось старшему. Демон хотел вырастить из Киквана машину для убийств: хитрую, быструю, ловкую, в совершенстве владеющую своими силами. Киквану же было глубоко плевать на какие-то там убийства. Его даже вечная война с охотниками не волновала, а если так… то кого убивать, если тебе по большому счету похеру на всех окружающих существ? Кикван не был создан для подобных операций, ему это сразу становилось ясно. Хоть и Чунхён учил его не только обращению со своими сверхъестественными способностями, но и с другими видами холодного и не очень оружия, парню больше нравились другие атаки – психологические. Он обожал психологические игры, обожал играть с чужим разумом, чужим доверием и моральными устоями. Он любил ломать чужое представление о каких-либо вещах, каждый раз подбирая совершенно точные слова, которые впоследствии разбивали чужие жизни. Он – игрок. Ли Кикван всегда был двуличной сукой, как можно было бы его описать в наше время совершенно точно. Даже при своем опекуне он никогда не показывал своего истинного я. Он всегда был кротким, мягким, до боли наивным и улыбчивым мальчонкой при Чунхёне, в стотысячный раз доказывая старшему, что его эксперимент с машиной для убийств не прокатил. Зато внутри он ликовал, глядя на ухмылки и усмешки хёна, который каждый раз терпел поражение, пытаясь заставить Кики сделать что-то из ряда вон выходящее: например, убить вон того бомжа в переулке. Не-ет. Киквану не составляло труда убить хоть самого Вельзевула, если потребуется, он ни в коем случае не хотел показываться всем слабаком, но ему нравилась эта игра до жути. Нравилось ловить на себе разочарованные взгляды Чунхёна, который каждый раз понимал, что его подопечный слишком мягок и человечен для тех вещей, для которых тот был предназначен. Киквана это нереально заводило, ему приходилось прикладывать огромнейшие усилия, чтобы не показать свой восторг от того, каким его считает хён. Чудесно! Но были у этого парня и хорошие стороны. Несмотря на свое двуличие, парень всегда знал, когда нужно остановиться. У него была железная сила воли, преданность и чувство юмора. Может быть Чунхён никогда не ценил последнего пункта, но сам Ли всегда считал себя еще тем шутничком. Ему было весело травить какие-нибудь анекдотики в присутствии старшего, а потом заливисто смеяться, демонстрируя свою ослепительно широкую улыбку и натыкаясь при этом на железно-холодное выражение лица Хёна.
– Эй, дорогуша. Почему бы тебе не бросить все это и не поехать ко мне домой? Мне есть, что тебе показать, ха-ха, – Кикван закатил глаза. Подобных пьяных посетителей здесь всегда было прудом пруди, так что парень даже не удивлялся подобным предложениям. Привык как-то, что его пытается склеить каждый второй в этом баре. Все равно где-то рядом есть Чунхён, который не позволит устраивать что-то из ряда вон выходящее в этом здании. Поэтому Данте лишь мило улыбнулся, кивая головой, и подлил наглецу еще мартини. – Нет, ну красотка, ты здесь разливаешь эту дрянь целый вечер, не хочешь… со-со мной развлечься, мм? – Кикван обладал многими сверхспособностями, но его любимым приёмом всегда был – гипноз. Чунхён знал много лазеек в силах до восхождения, так что ему удалось обучить своего подопечного как можно зачаровать демона достаточно высоко ранга. А перед ним был не демон, а дитя Ипсвича, скорее всего… дитя-переросток, мать его. Кикван отложил в сторону полотенце и оперся локтями о стойку, заглядывая прямо в глаза мужчине. – А теперь послушай сюда, «красотка». Сейчас ты положишь свой стакан, оставишь на барной стойке все свои деньги, которые у тебя есть, вернешься домой и проспишь так долго, что если тебе все-таки удастся проснуться, ты месяц не сможешь встать с кровати, – всю эту речь Кикван сопровождал такой сладкой улыбкой, что со стороны можно было бы подумать, что он флиртует с этим мужчиной. Перед Чунхёном Ки играл свою роль с особой страстью. Когда старший пытался научить его подобному приёму, он всегда притворялся, что у него ничего не получается. Сейчас можно было не шифроваться, ведь хён находился в самом дальнем углу бара, попивая свой коньяк. Зачарованный мужчина немедленно оставил все свои деньги, старательно выискивая каждую монетку по своим карманам, а после удалился из бара. Довольный своей проделкой Кикван сгреб деньги и оставил под барной стойкой там, где они должны быть.
К слову о хёне. Завидев, что тот осушил чуть ли не всю бутылку спиртного (скажем спасибо хорошему зрению), Кикван предупредил второго мальчишку-бармена, что отойдет. Он направился прямо к столику опекуна, натянув на лицо привычную мягкую улыбку. Теперь он стоит какое-то время рядом и смотрит на старшего, который, как обычно, вдарился в свои размышления о сути тяжелого бытия на Земле.
– Так и спиться можно, да, Ки? – он смотрит на младшего и ждет, пока тот что-то ответит. Но Кикван лишь пользуется его замешательством и хватает со столика бутылку коньяка. Он неторопливо идет обратно к стойке, напоследок одаривая хёна взглядом, наполненным то ли сочувствием, то ли непониманием. Он сам не понял, какой именно взгляд это был.
Вернувшись к своему рабочему месту, парень убрал бутылку куда подальше и продолжил протирать стаканы, иногда прерываясь на заказы посетителей. На сегодня смельчаков его запикапить больше не наблюдалось, слава богу. Зато теперь Данте мог следить за своим хёном, к которому подсел один из его «дружков». Это был демон гораздо более низшего уровня, чем сам хён. Вечно болтающий без умолку обо всем и ни о чем одновременно. В такие моменты Кики было жаль Чунхёна, он бы с радостью освободил старшего от этой занозы в заднице, но почему-то тот сам его не прогоняет, слушает зачем-то. Кикван так сосредоточенно наблюдал за дальним столиком, что не заметил, как стакан в руке треснул, а после и разлетелся на мелкие кусочки. Половина осколков с силой впились в его ладонь, а другая со звоном упала на пол. Коллега-бармен тут же засуетился рядом, отправляя Киквана обрабатывать рану, уверяя того, что он сам все приберет. Данте лишь снисходительно улыбнулся и заверил младшего, что с ним все в порядке. Он осторожно начал вытаскивать по осколку из ладони, недовольно морщась, после складывая их в совок другому бармену. «Через какое-то время затянется, но пока будет болеть», – подумалось Киквану, и тот вытащил из аптечки под стойкой бинт. Старательно замотав руку, парень продолжал взглядом сверлить столик напротив. Откуда-то непонятно взявшаяся ревность заставила его направиться прямо к ним с извечным вопросом «будете ли вы что-нибудь». Хоть это было и не в его обязанностях, но его всегда напрягал этот парень рядом хёном.
– Кики, ты бы со мной переспал? – бровь младшего дёрнулась, тут же изгибаясь в вопросе. Лицо Чунхёна было достаточно серьезным, намеков на алкоголь парень тоже не нашел. Но… зачем тогда ему спрашивать об этом? Данте не удивляли вопросы подобного рода, но его роль должна была удивиться. Он слегка приоткрыл рот, непонимающе глядя на хёна. – Я… Н-нет… Не думаю, хён, – с неким трудом высказал свою точку зрения Кикван и со скоростью света бросился обратно к стойке, внутри переваривая то, что выдал его опекун. На самом деле, если бы Кики был собой, он бы ответил что-то вроде этого: «Если хочешь со мной переспать, то просто скажи это». О своей ориентации он знал с самого детства, если такое вообще возможно. Его не смущали связи с представителями своего пола, но, надо сказать, хёну удалось его удивить. С чего вдруг такие вопросы? Кому-то захотелось юной плоти? С другой стороны у младшего всегда на душе были какие-то странные размышления о старшем, не как об опекуне. Частенько он ловил себя на подобной ревности и странным поползновения в сторону хёна. Ему хотелось прикоснуться к тому, поэтому Кики пришлось добавить к своей роли еще и любовь к тактильному контакту. Сам он никогда не и ни за что не смог бы вешаться на кого-то, а вот его роль может… удовлетворяя потребности и желания более жестокого Киквана. Парень снова нахмурился, опираясь ладонями о стойку и задумчиво прикусывая нижнюю губу. «Заставь его поверить в то, что ты в ужасе от этого вопроса, он поверит, это точно», – мысленно настраивал себя Ли, продолжая искажать свое лицо в озадаченных выражениях.
